Алексей Гридин - Только хорошие умирают молодыми

«ДАЙ НАМ ШАНС…»

— Вот гадство, — выругался Доцент, ошалело крутя головой и разглядывая в темноте место побоища.

Олег все еще не надевал слухового аппарата, но в тот момент он как раз смотрел штабисту в лицо и смог прочитать его слова по нервно вздрагивающим губам.

Васяня нагнулся к лежащему неподвижно Пашику, подергал его за плечо, перевернул резким рывком на спину. При виде того, что случилось с его головой, даже видавшего виды Музыканта едва не стошнило.

— Мертв, — констатировал Доцент. — А ты, Вася?

Что ответил второй дóцентовский гвардеец, снайпер не разобрал. Но, судя по энергичному жесту, которым тот указал на свою набухшую от крови располосованную крысиными когтями брючину, он был серьезно ранен. Лицо Доцента исказилось, и он выругался еще раз, грязно и матерно.

— Так, — сказал наконец он. — Олег, слушай сюда. Сможешь по губам прочитать, я разборчиво говорю?

Музыкант кивнул.

— Вот и ладно. Как-то у нас все хреново пошло. Паша мертв, Вася ранен и идти не может. К счастью, мы уже там, где воюют. Ну, ты это сам уже заметил. Пойдешь дальше один? Мне, конечно, страсть как хотелось бы контролировать тебя по максимуму, но, похоже, уже не выйдет. Я с тобой не пойду, да и кто-то должен добраться до наших, чтобы про Васю рассказать. Видишь, какой расклад выходит?

Да, устало подумал Олег, вижу. Еще как вижу. Я джокер в твоей колоде, Доцент, но проблема в том, что, выпустив джокера на свободу, ты не знаешь, как он себя поведет. Вроде бы у него нет никаких оснований поступать не по-твоему — а ведь действительно нет. И все равно боязно. Потому что все знают: Музыкант — парень со странностями.

Он уже хотел сказать штабисту: да, конечно, все понятно; я сейчас пойду, отыщу эту тварь, спущу курок — и больше не будет никаких проблем; мы выиграем войну, заживем счастливой мирной жизнью, и лев возляжет рядом с ягненком, и никто больше не умрет, — как вдруг его снова накрыло.

Он вновь почувствовал… Где-то совсем рядом.

— Что… — начал было Доцент, но Олег, подняв руку, заставил его замолчать.

Голос прозвучал внутри. Он был блеклым, совершенно невыразительным, очень усталым, если не сказать — измученным.

— Привет, супероружие людей.

— Привет, — откликнулся Олег. — Ты же где-то рядом? Судьба нас вновь сталкивает?

— Точно. Ей нравится повторять одну и ту же шутку. Ты, я подозреваю, без своего слухового аппарата?

— Именно. Мне повезло?

— Не тебе. Вам всем. Ты просто не представляешь, насколько вам повезло. Те наши, которых вы только что так доблестно покрошили, были передовым охранением.

— У вас какая-то вылазка? — догадался Музыкант.

— Глубокий рейд по вашим тылам с моим участием. Но сейчас у вас есть все шансы его сорвать.

— Ты расстроен?

— Честно? Уже сам не знаю. Я почти трое суток на ногах. Вымотался донельзя. Вы здорово взялись за дело.

— Ты не поверишь, но мы собираемся выиграть. В смысле, совсем выиграть.

— Может быть, у вас это и на самом деле выгорит. Придешь поговорить?

— Куда?

— Тут недалеко. Я сейчас один. Пообщаемся? Может, у нас больше никогда не получится просто сесть и сказать друг другу что-нибудь.

Олег на мгновение задумался. Ловушка? Да нет, вряд ли. Смысла нет. У Флейтиста было уже столько возможностей разделаться со снайпером, что маловероятно, чтобы именно сейчас ему захотелось довести дело до конца. Разве что из особо изощренной мести: напоследок, перед окончательным поражением, побольнее укусить врага. Ну так и Музыкант не вчера родился.

— Я тебе расскажу про дорогу, — продолжал увещевать Олега говорящий крыс.

Музыкант наконец решился.

— Ладно. Жди.

Он повернулся к терпеливо ожидавшему Доценту.

— Извини. Я ухожу.

— Могу ли я поинтересоваться, куда? — холодно спросил штабист.

— Все за тем же. Крыса, играющая на флейте.

— Ага. — Глаза Доцента обрадовано блеснули в темноте тоннеля. — Значит, ты все-таки решил довести дело до конца?

— Нет, — разочаровал его Олег. — Я не за этим ухожу. Поговорить. И, может быть, я вовсе не буду его убивать.

— То есть? Почему? Объясни, — потребовал штабист.

— Я не стану его убивать, — упрямо повторил Олег. — Если он пообещает не вмешиваться, остаться в стороне, — не стану.

— Олег, — мягко, словно объясняя элементарные вещи ребенку или дураку, сказал Доцент, — ты не понимаешь. Хорошо, ты спасешь ему жизнь сейчас. А что потом? Это уже давно война на уничтожение. Останемся либо мы, либо они, и по всему выходит, что мы побеждаем. Мне тоже не нравится отдавать такие приказы, отправлять людей расстреливать крысиных стариков и жечь огнеметами их, мать этих крыс за ногу, ясли. Но такая жизнь у нас с тобой. И если он останется в живых сегодня, его все равно придется убить завтра. А так как лучше тебя никто с этим не справится, то пойдешь на задание именно ты. Так что к чему эта отсрочка?