Максим Хорсун - Ржавые земли

– Домой идем, земляки. В Поселок. Слыхали о таком? – нахально откликнулся Локтионов. Ему-то, наторенному в кабацких потасовках, было несложно заливаться этаким соловьем.

– Добра-то нахапали, Диментий, ох и нахапали! – принялся фальшиво сокрушаться второй парламентер. Это мелкое, хомячье лицо показалось Локтионову смутно знакомым: скорее всего, его обладатель в свое время ошивался в Поселке.

Локтионов сплюнул и передернул затвор винтовки.

– Чего надобно, племя ненасытное? Не тяните волынку, так и скажите прямо! Не видите, что ли? – Он мотнул головой в сторону матросов, что почесывали кулаки да переминались с ноги на ногу. – Мы слушаем вас внимательно!

– Господь велел делиться! – ответил тот, кого звали Диментием, щеря поломанные зубы.

– Да ну? – хмыкнул Локтионов. – Это вас Ипатушка просветил? Кстати, где он сам? Что-то я его не вижу…

– А в бочках – солонина? – спросил, чуть не плача, второй.

– Солонина, – подтвердил Локтионов. – Пароход неподалеку… упал с неба. На наших глазах брякнулся… Найдете его без труда, если будете держать нос по ветру. Там еще осталось, чем поживиться…

– Спасибо, добрый матрос! – перебил Локтионова «нытик». – Слыхал, Диментий? Нас никак лесом хотят отправить!

– Господь велел делиться! – упрямо повторил Диментий. – Люди должны помогать друг другу. Оставляйте жратву и идите, куда шли. Ни нам, ни вам нет охоты трясти кишками.

И тут матросов взял смех. Сначала тихонько захихикали те, кто стоял на флангах. Потом волна нервозного веселья захлестнула центр «подковы», не миновав и Локтионова.

– Да чего вы заладили, землячки? – переспросил бывший матрос-сигнальщик, тщетно силясь скрыть улыбку. – Делиться мы не намерены. Извиняйте… А напужать… Подумайте сами: вас ли, побродяг, военным морякам страшиться, землячки? Не будьте дуралеями, не становитесь на пути. Ступайте себе, пока люлей не навешали, караси борзые! Пароход там, – он указал рукой направление, – идите по нашим следам, дел-то!

– Нас в два раза больше… – не очень уверенно произнес «нытик» и поглядел на Диментия, ожидая, что тот поддакнет.

– А станет в два раза меньше, – ответил Локтионов. – Ступайте, ступайте, мужики! Идите своей дорогой. Нас не трогайте, и мы вас не тронем!

– Не желаете, стало быть, делиться… – подытожил Диментий. – Напрасно, служивые… Ну, воля ваша!

– Иди-иди! – Локтионов махнул рукой. – Скатертью дорога!

Парламентеры пошли прочь. Матросы еще немного посмеялись вслед несуразной парочке… А потом всё пошло наперекосяк.

Пленники дождались, когда матросы перестали глядеть в их сторону. Те, что были покрепче и поживей, кинулись стремглав в пустошь. Они-то до сих пор не ведали, куда их забросила судьба; за невысокими сопками у самого горизонта им мерещились кроны пальм и минареты восточного города. Остальные – кто не чувствовал в себе сил бежать – стеной двинулись на матросов, закрывая беглецов своими телами.

– Не стрелять! – приказал Локтионов. Однако уже через секунду ему пришлось дважды пальнуть из винтовки. Правда, в воздух.

Матросы, работая штыками и прикладами, все-таки сломили неумелое сопротивление и усадили ропщущую гурьбу на землю. Человек двадцать разбежались, как тараканы, но Локтионов ничего предпринять не успел…

– Никанор! – окликнули его с другого края. – Никанор, погляди! Эти телегу какую-то подкатывают!

Локтионов растолкал матросов, что загораживали обзор, поднял бинокль и ахнул. Прямо на него смотрело вороненое дуло «максима».

– Полундра! – успел он крикнуть до того, как из-под ног взметнулись фонтаны пыли и каменного крошева.

Людоеды всадили длинную очередь в центр разношерстной толпы. Они не жалели ни матросов с «Кречета», ни моряков, оказавшихся в плену. И те и другие гибли, не успев понять, что происходит. До небес взлетела ржавая пыль, взорвались бочки с драгоценной солониной и столь же драгоценной квашеной капустой. Пряный рассол смешался с горячей кровью, матросы сбились в одну кучу со своими пленниками.

Все до одного повалились на землю. Возле волокуш тут же завязалась толкотня: укрыться, как оказалось, больше было не за чем. Так и лежали они, среди превращенной в грязь снеди, среди рассыпавшихся картошек и кусков солонины; перепачканные пылью и кровью. А людоеды огонь не прекращали: теперь они палили короткими, рваными очередями, – просто для того, чтобы никто из матросов не поднимал головы. В то же время два отряда каннибалов приближались с разных сторон, не пересекая линии огня.