Михаил Белозеров - Украинский гамбит. Война 2015

— Позвольте-позвольте! — воскликнул Сашка. — Но вы нас захватили на другом берегу, заметьте, на территории, вам не принадлежащей, на территории суверенного государства. Кстати, ООН не санкционировало ваше нахождение здесь. И все это беззаконие вы называете демократией?!

Пожалуй, Сашка выдал самую длинную и умную тираду в своей жизни. Видно, накипело.

— Если бы все было в моей власти! — в тон ему воскликнул Билл Реброфф и с надеждой посмотрел на Костю, чтобы он объяснил своим, что к чему, и чтобы они не задавали глупых вопросов, а свыклись с лицемерной реальностью.

— Да-да… — согласился Костя, — все нормально, мы поняли твою позицию. Ты человек подневольный, с тебя взятки гладки.

У самого же на душе кошки заскребли. Больше всего он боялся не за себя, а за Завету и Сашку. Игорь? Тот готов ко всяким неожиданностям и сумеет за себя постоять, а эти двое самое слабое звено. Их можно шантажировать и принуждать. Но, дай Бог, до этого не дойдет, думал Костя. Не допущу я этого.

В палатке, куда их привел лейтенант, уже стояли подносы с едой: жареная курица, вареное мясо, салаты и много соков — каждому по две бутылки. А еще пиво и… черный хлеб. Неужели специально для нас готовились? — удивился Костя. Знают, что русские любят черный хлеб.

Игорь Божко тут же, не испросив разрешения, откупорил банку пива и одним махом влил в себя ее содержимое. На его лице появилось просветленное выражение.

Ну вот, подумал Костя, низкое соседствует с высоким. С него бы сейчас иконы писать, а он всего лишь заправился под завязку.

Лейтенант сел в центре стола и, достав из вещмешка бутылку виски «Джек Дэниэлс», вопросительно уставился на Костю.

— А полковник? — иронически спроси Костя.

— Полковник тоже на войне, — не дрогнув ни одной мышцей на лице, сообщил Билл Реброфф.

В устах русского это прозвучало бы кощунством или как минимум насмешкой, а в устах американца — всего лишь констатацией факта. Черт их поймет, размышлял Костя. Говорят одно, думают другое, делают третье, подразумевают четвертое. Ну очень хитрющая нация, пиндосы, одним словом.

Даже отсюда было слышно, как гремит форт Петрополь. Большаков старался во всю мощь всех своих орудий. Правда, эта мысль совершенно не согревала душу. Форт был далеко и ничем не мог им помочь. И вообще, у каждого появилось чувство безысходности. Кому мы теперь нужны?! — думали они в сумраке палатки.

— Есть, есть! — приказал Костя, заметив, что Завета отодвинула поднос. — Выпей вначале пива!

— Нет, я лучше водки, — ответила она.

— Это не водка, а виски.

— Рюмочку виски, и я приду в себя.

Зачем она с нами связалась?! — в очередной раз тяжело подумал он. Сидела бы сейчас дома, в тепле и уюте, правда, мы бы с ней тогда не встретились, и не узнали бы друг друга, и вообще… фатализм какой-то сплошной, от которого веет нафталином.

Лейтенант разливал виски по маленьким металлическим стаканчикам, приговаривая:

— Утро вечера мудренее, отдохнете, выспитесь. — Он кивнул на койки в палатке. — А там, глядишь, что-нибудь и изменится.

Все посмотрели на него тяжело и недвусмысленно. Ночью и сбежим, подумал каждый из них.

— За тех, кто не вернулся с задания, — добавил Билл Реброфф и сжал челюсти.

— Может, кто-нибудь все-таки выплыл? — предположил Сашка таким тоном, будто только и мечтал, чтобы все американцы утонули в реке Кальмиус.

По этой реке еще Петр ходил и баржи свои таскал, подумал Костя, а теперь америкосы плавают и тонут. Все молча, как на похоронах, выпили и принялись за еду.

— А тебе нравится это все? — спросил Костя у лейтенанта, после того как первое чувство голода прошло.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, вот я твой враг и с тобой обедаю и пью твой алкоголь.

— Ну и что? — удивился Билл. — У нас все цивилизованно.

— А у нас тебя посадили бы в холодный подвал и кормили бы кашей без масла, — громко сказал Игорь, набивая рот едой.

Видно было, что он, как бывалый солдат, делает это с большим удовольствием.

— Понимаете, в чем дело, — ответил лейтенант, разливая виски, — наши политики и военные руководствуются высшей целесообразностью, которая сродни Божьему промыслу. Поэтому я в это не суюсь. Не моего ума дело.

— Божий промысел — это непрестанное действие всемогущества, премудрости и благости Бога, — как по шпаргалке, процитировала Завета.

Все с недоумением посмотрели на нее, а Костя подумал, что она не перестает его удивлять. Где она такого нахваталась?

— Что-то вроде того, — согласился Билл Реброфф.