Тимофей Калашников - Изнанка мира

— Да вот, принес тебе весть. Благую, наверное. Хотя это с какой стороны посмотреть… Для Сомова — новости поганей некуда. А вот тебе, милая, самое время выбрать правильную сторону.

— Папа, идите к чертям, пожалуйста! Мне и без вас тошно!

— Я слышу. Это ничего, блюй на здоровье, — Лыков засмеялся, так как плачевное состояние Ирины никакой жалости в нем не вызывало.

Переждав очередной приступ, он сказал уже без всякого смеха, властным, командным голосом, не терпящим возражений:

— Нам нужно поговорить. Срочно. Найди двадцать минут. Да смотри, не вздумай охрану с собой притащить. Одна приходи.

Он ждал возражений, вопросов, но блудная дочь спросила только одно:

— Куда?

Анатолий Лыков проводил дочку взглядом. Она вошла в огромную палатку с корявой надписью «Нумера» над входом. Название злачного места говорило само за себя: влюбленные, жаждущие уединения парочки ненадолго снимали здесь куцые квадратные метры, достаточные для нехитрых телесных радостей.

Убедившись, что за Ириной никто не идет и не присматривает издалека, Лыков вошел следом. На этот раз скупиться на апартаменты он не стал — переплатил втрое, зато получил относительно просторное помещение с деревянными перегородками. Другие посетители довольствовались весьма условными «стеночками» из брезента.

— Привет, папа, — несмотря на обеденное время, Ирина до сих пор выглядела неважно. Не впрок пошел ей таганский самогон…

Себя же Анатолий заблаговременно привел в порядок: появляться перед дочерью в наряде бомжа никакого смысла не имело, даже могло помешать предстоящему разговору.

— Сказал бы, что рад тебя видеть в добром здравии, но издеваться не хочу, — Анатолий криво улыбнулся. — Худо тебе, девица, худо тебе, красная?

— Отец, оставьте свои шуточки! Я еле вырвалась…

— Хорошо, обойдемся без предисловий, — Лыков вытащил из-за пазухи конверт и протянул ей. — Читай.

Ирина долго не могла вытащить письмо из конверта, так тряслись руки. Отец со вздохом пришел ей на помощь и наконец извлек сложенный вчетверо лист.

— Что ж ты с муженьком своим так свинячишь? Смотреть противно.

— Противно — не смотрите! — дочь огрызнулась, а потом придвинула письмо поближе к глазам.

«Ишь, какие новоприобретения в поведении, раньше паршивка себе такого не позволяла», — отметил про себя Анатолий.

Машинописный текст на бумажке занимал всего три строчки, не считая официальной «шапки» и длинной подписи, состоящей из многословных регалий автора письма. Однако Ирина изучала документ очень долго, вновь и вновь перечитывая его, до одури всматриваясь в синюю печать, проверяя подлинность бланка.

Лыкова-старшего эта картина изрядно веселила. Дочка не могла обнаружить подлог, потому как и бланк был подлинным, и печать настоящей — прямиком из личных архивов запасливого начстанции Сталинской, пусть и бывшего. Бланки и печати от перестановки руководящих лиц не меняются. Оригинальность подписи некого «Чрезвычайного Уполномоченного Контролера по делам Северной партячейки Калестратова В. И.» не проверялась в принципе, ввиду отсутствия подобного персонажа в реальности. Но далекой от политики Иришке-то это откуда знать?

— Я не верю, — поняв тщетность своих усилий, девушка откинула проклятое письмо. Бумага плавно спланировала под ноги Анатолия.

— Ты еще ножкой по нему топни, вдруг исчезнет?

Лыков поднял приказ об аресте Сомова Ф. И., обвиняемого в измене и предательстве дела Партии, аккуратно сложил в конверт и убрал подальше от впечатлительной дочери. «Еще порвет ненароком».

— Ира, верить или не верить — дело твое. Мое дело — предупредить своего последнего ребенка. Такие «молнии» доставлены на все красные блокпосты. Конкретно эта перехвачена на перегоне между Свердлова и Революции. Твоего ненаглядного муженька возьмут под белые ручки, как только он пересечет границу. Хоть на севере ветки, хоть на юге. Вляпался Феденька по самое не хочу.

Более сладкое Лыков приберег на конец беседы, а пока внимательно следил за реакцией Ирины. Картина, что называется, радовала глаз: неблагодарную паршивку трясло, она бледнела прямо на глазах, хотя и в обычной жизни, как почти все рожденные в Метро, румяностью не отличалась.

«Веришь, девочка моя, вижу, что еще как и всему веришь, не надо врать папе».

— А ты знаешь, Ирина Анатольевна Сомова, в девичестве Лыкова, как поступают на Красной линии с женами предателей? Примерно так же, как с детьми врагов народа. Ты ведь это уже проходила, и даже относительно недавно. Как тебе, понравилось?