Алексей Гравицкий: Путь домой

— Еще заходи, — привычно перебил Борис. — «Как я здесь», «как я здесь»? Паршиво.

Олег поцокал языком, с немым укором смотрел на Борзого. Тот явно злился, но я, хоть убей, не понимал почему.

— Я спрашиваю, как ты сюда попал?

— Ты чего, Серенький, совсем дурной? Как все. Умер.

— Как умер? — опешил я.

Вокруг царила тьма, в которой бледно высвечивались лишь две фигуры. Борзого и Олега. Все остальное поглотила шепчущая, живая темнота.

— В общем, быстро и не больно, — отозвался Борис.

— Его брат грохнул, — пояснил Олег.

— Не топчи клумбы, — мгновенно окрысился на него Борзый.

Брат?! Глеб Киселев? Я очень хорошо помнил Борькиного старшего брата. Даже в детстве, когда на старших смотрят снизу и раскрыв рот, Глеб казался странным. Когда детство кончилось, и все выросли, оценка на его счет у меня сформировалась вполне четкая: бесхребетный зануда, пресный, как прокипяченная вода.

Представить себе, что этот человек может кого-то убить, я не мог. Тем более, что он способен порешить собственного братца.

— Как?

Лицо Борзого заострилось еще сильнее, хотя казалось куда уж!

— Серый, ты другие слова знаешь?

— Ну не сам, конечно, — миролюбиво пояснил Олег. — На курок он не жал. Так, рядом стоял. Его спросили: «пристрелить твоего брата?» — а он не ответил, только глаза стыдливо опустил.

— Мне, знаешь ли, от этого не легче, — ввернул Борис.

— Как сказал классик: «Не бойся врагов — в худшем случае они могут тебя убить. Не бойся друзей — в худшем случае они могут тебя предать. Бойся равнодушных — они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия существует на земле предательство и убийство». [29] Бруно Ясенский.

— Олежик, хлопни варежкой, — сердито попросил Борзый.

Бред какой-то. Все сказанное отдавало ересью, все происходящее тоже. Может, это предсмертная агония, и я тоже…

Я прислушался к ощущениям. Грудь не раздирало, горло не першило, ничего не болело. Слабость прошла. Почему? Ответ показался очевидным.

От этой мысли сделалось жутко. Мне давно уже казалось, что смерть меня не пугает, но сейчас вдруг выяснилось: это не так. Вероятно, страх отразился у меня на лице в полной мере. Во всяком случае, Борис его считал так, словно боязнь смерти была написана у меня на лбу большими буквами.

— Не дергайся, это мы умерли. Ты — нет.

— Почему же я тогда здесь?

Борзый дернул плечом:

— Случайно. Или специально. Это с какой стороны посмотреть.

— А где мы?

— Я тебя не узнаю, — подал голос Олег. — Ты сейчас вопросов задал больше, чем за все время, что я тебя знаю.

— И все дурацкие, — желчно поддержал Борис. — Ты что, маленький? Не знаешь, куда мертвые попадают?

До недавнего времени мне казалось, что мертвые натурально попадают в могилу, ментально — в человеческую память.

— А Звездочка где?

— Точно — дурак, — фыркнул Борзый. — Откуда здесь твоему трансвеститу взяться? Он же буддист.

Голова пошла кругом. Создалось впечатление, что я не умер, а схожу с ума. Или уже сошел. Или накурился какой-то дряни из той, которую любил при жизни пыхать Олег.

— Серый, что ты все к траве прикапываешься? Даю справку: каннабиноиды не галюциногенны.

Я посмотрел на Олега. Вслух не было не произнесено ни слова. Выходит, покойники мысли читают.

— Ну извини, — подтвердил мои опасения Борзый, — никто ж не виноват, что ты тупишь. Надо тебя как-то подстегивать, а то мы с тобой здесь долго проторчим. У нас времени в запасе много, а у тебя — не так чтобы очень. Так что давай, спроси главное. Мы ответим, и ты пойдешь.

В мыслях царил полный хаос. Какое «главное»? Куда я должен пойти? Чего от меня хотят мертвые друзья?

— Это не мы хотим, — вцепился в последнюю мысль Олег. — Это она.

— Червоточина, — ответил на незаданный вопрос Борис.

Червоточина? Локальная аномальная зона с измененными законами пространства и времени — кажется, так говорил немец. Дыра в Земле и атмосфере, оставленная отлетевшей частицей бога, бозоном Хиггса… Чего она может хотеть? Как она вообще чего-то может хотеть?

— Она же не живой организм. Она просто аномалия, которая может свести с ума. Которую можно использовать как телепорт. Но она всего лишь…

— Это потому, что у тебя и к червоточинам отношение утилитарное, как к бабам, — перебил Борис. — Но вопросы задавать ты, наконец, научился. Глядишь, и еще чему научишься.

Борис отвернулся. Он по-прежнему был непривычно раздражителен. Олег подошел ближе.

— Она редко обращает на кого-то внимание. Но ты ей примелькался. Она просила передать.