Даниил Аксенов - Проект «Справедливость»

Я не мог им помешать, лишь в последний момент каким-то отчаянным рывком сумел пронзить руку гостя, держащую шкатулку. Шкатулка упала на землю, а убийцы уже не могли ее поднять. Один из них вошел в дверной проем, освещенный белым светом, а другой совсем не хотел остаться со мной один на один. Я предпринял еще одну атаку, но последний гость тотчас скрылся за дверью, которая тут же захлопнулась и начала таять. Сеанс связи с землянами был окончен. Я попытался взломать дверь, но ничего не мог сделать даже с помощью шпаги. Дверь вновь стала ярко-желтой, а потом исчезла, не оставив после себя никаких следов. Я огляделся по сторонам, словно чтобы убедиться, что больше опасаться нечего, и только потом обратил внимание на шкатулку.

Нельзя сказать, что мне не удалось ничего рассмотреть за дверью. Кое-что я увидел. И это, в совокупности со всеми событиями, наконец привело в порядок мои мысли. Теперь мне точно известно, что я расскажу Иванне о загадочном проекте, который пришел в негодность.

Шкатулка основательно примяла траву своими острыми гранями. Я осторожно поддел шпагой крышку, не решаясь касаться рукой, но это привело лишь к тому, что шкатулка начала распадаться, о чем предупреждали гости. Мне показалось, шкатулка слеплена из снега, который тает и отваливается кусками. Она вместе с кристаллом разваливалась, превращаясь в бесформенную массу. Части шкатулки, размазываясь вдоль земли, таяли, даже не расплываясь в лужицы. Увы, вещи гостей, да и сами гости, пожалуй, действительно могли быть на Земле лишь ограниченное время.

Когда шкатулка исчезла, я подождал еще немного, сам не зная чего, и послушал звуки спокойной городской ночи: неторопливый шелест листвы, далекое шуршание автомобильных колес по асфальту и приглушенный гул двигателей. Тусклые звезды и круглая луна подернулись черными облаками. Стало совсем темно, и если бы не «Серебряная роза», я бы почти ничего не видел. Дальше ждать точно нечего. Я положил сияющий цветок в саквояж и направился к Иванне.

Мы возвращались в убежище в задумчивости. Каждый думал о своем. Я — о том, кто такой хозяин и чего он хочет; Иванна — наверное, о дороге и о чем-то еще, недостижимом; наш пленник, извлеченный из багажника, — о собственной жизни и перспективах на будущее.

Мелькали желтые фары встречных машин. Заморосил дождь, включились дворники. Девушка смотрела на нас с лекарем в зеркало заднего вида. Я решил прервать молчание и выполнить то, что обещал.

— Теперь уже могу рассказать о проекте. — Я говорил тихо, но уверен, что Иванна не пропустила ни словечка. — Если вы, конечно, хотите послушать.

— Конечно, Глеб. Говорите. — Девушка попыталась произнести это бесстрастно, но у нее плохо вышло. Было видно, что тема беспокоит ее.

Я же решил пойти ва-банк. Сколько, в конце концов, можно изображать из себя вежливого и воспитанного джентльмена? Неизвестно, что ожидает нас впереди, а в своем напарнике я должен быть уверен.

— Но с одним условием. Если вы потом расскажете, как вышло, что вы предали своего работодателя.

Глаза Иванны сузились, я это хорошо видел в зеркале. О, ей вовсе не хотелось говорить о том, почему она предала жандармерию Лима и стала служить губернатору. Я не стал ничего добавлять, просто молчал, ожидая ответ.

— Хорошо, Глеб, — после длительного молчания с трудом вымолвила Иванна. — Я расскажу вам. Наедине.

Лекарь с тревогой прислушивался к разговору. Он пытался понять, какие тайны будут открыты в его присутствии. Вдруг часть этих тайн окажется несовместимой с жизнью? Тогда он не хочет ничего знать! Но, к сожалению, его никто не спрашивал.

— Вы верите, что в будущем технический прогресс достигнет такого уровня, что люди окажутся способными на очень и очень многое? — неожиданно поинтересовался я.

— Конечно. — Иванна едва заметно тряхнула черными волосами, не отрывая взгляда от идущих впереди авто. — Не просто верю, а не сомневаюсь в этом.

— А верите, что люди будущего смогут воскрешать умерших или, точнее, создавать копии уже давным-давно мертвых? — снова спросил я.

Девушка уставилась на меня в зеркало и смотрела так долго, что я начал беспокоиться насчет дороги, на которой в последние минуты появилось много машин.

— Не знаю, — наконец ответила она. — Может быть, и смогут. Но зачем им это надо? Мертвецы и есть мертвецы. К чему их тревожить? Кому они нужны?

— Вероятно, кому-то и не нужны, но другим уж точно нужны, — усмехнулся я. — Я ведь не зря рассказывал вам о приятеле-фанатике, который ненавидит властей предержащих и считает, что им удастся уйти от ответа за свои преступления, ибо они неподсудны. Сколько таких фанатиков живет сейчас и сколько будет жить в будущем? Не думаете же вы, что люди будущего изменятся в лучшую сторону? Что они утратят ненависть, встанут на путь всепрощения и христианской морали? Нет, они не слишком-то изменятся, несмотря на технический прогресс. Да и христианской морали к тому времени может уже не быть, если люди окончательно разуверятся в аде и жизни после смерти. Вот ведь какая штука получится: могущественные фанатики, которые ничего и никому не собираются прощать, вдруг начнут считать, что ада нет! Ну не забавно ли?