Иван Блюм - ОКО

— Ну, ты уж скажешь, дядя Паша, — покраснела Эдетта.

— Да, скажу, — сказал дядя, — равенство-то то в уме, а не в…, - тут мужичок запнулся и стал закуривать. — А ты, мил человек, чем занимаешься, в каком деле мастером будешь?

Это вопрос был прост, бесхитростен и сразу поставил меня в тупик. В каком деле я мастер? Да шестьдесят процентов нашего населения на этот вопрос ответить не смогут. И в мое время мастеровых людей можно было по пальцам пересчитать. Все торгаши да грузчики и мерчендайзеры с супервайзерами. Сами-то ничего не делали, а если что-то делали, то на весь мир трубили об экономической победе тандема и о гениальности руководителей.

— Я даже и не знаю, в чем я мастер, — честно признался я, — вроде бы все понемногу умею делать, а вот специальности такой в законе о труде нет — писатель. Как говорится, материальные блага не произвожу, а то, что напишу, так и читают по-разному, кто с интересом, кто с ухмылкой, а кто и с руганью. Если будешь писать про наркоманов и про переживания разные, то орден дадут и в народные писатели произведут, книги будут миллионными тиражами издавать. Пусть люди сопли пережевывают, а в политику не лезут. Так что, можно сказать, что я вообще никто. При коммунистах писателями считали только тех, кого принимали в союз писателей. Кого сейчас принимают в союз писателей, этого даже сам союз не знает. Если издал свое творение за свои деньги, то ты уже писатель. А если у тебя нет денег, но написано тобою много, то ты не писатель. Вообще, кутерьма в этом деле. А писателей сейчас столько, что если из них армию сформировать, то вполне возможно войну с кем-нибудь начинать.

— Не боись, — сказал дядя Паша, — я тебя научу бревна обтесывать, вместе и баньку новую сложим, а то старая-то такая старая, что никто и не помнит, в каком веке ее срубили.

Так, за разговором я и не заметил, как мы подъехали к небольшой деревеньке. Правильнее бы ее назвать хутором, но вокруг трех жилых домиков были видны холмы с кустами сирени и одинокими черемухами. Как погосты, где вместо крестов дичающие деревья.

Войдя в калитку, я очутился в другом мире, знакомом мне по детским воспоминаниям от гостевания в деревне у бабушки и дедушки.

Прямо у крыльца я умывался из медного рукомойника, висящего на витой цепи и который нужно было наклонять, чтобы полилась вода из носика.

— Пошли, мил человек, — сказал дядя Паша, выходя из избы, — откушаем, что Бог послал.

На столе стояла нехитрая закуска. Яичница из десяти яиц, сало с розовыми прожилками, огурцы, разрезанные вдоль и посыпанные крупной солью, помидоры, зеленый лук и черный ржаной хлеб, какого я не видел с детства. Во главе стола возвышалась четверть с хрустальной жидкостью. Стограммовые стопки завершали сервировку.

— Спирт? — спросил я.

— Бери выше, — торжествующе сказал хозяин, — вино. Хлебное вино.

Он налил стопки и мы выпили. Вино было крепкое, жгло во рту, но после него не было неприятного послевкусия.

— Как? — спросил дядя Паша.

— Отменно, — сказал я, одновременно вспоминая песню Высоцкого о том, что если б водку гнали не из опилок, так что бы с нами было с пяти бутылок, — а где вы его готовите?

— А вон, глянь за моей спиной, три хайльгитлера в готовности стоят, — кивнул головой хозяин.

Я посмотрел и не нашел никаких гитлеров. Там стояли три трехлитровые банки, на которые были надеты медицинские перчатки, торчавшие как руки депутатов партии власти во время голосования по правительственным проектам законов.

— Про депутатов подумал? — весело осведомился дядя Паша. — У нас эти руки хайльгитлерами зовут, те так же руки поднимали, когда фюрера своего приветствовали. Давай еще по одной, да в баню будем готовиться.

Мы выпили и в комнату вошли хозяйка с Эдеттой.

— Подкрепились немного? — спросила хозяйка. — Сейчас и мы чуток перекусим. Вы с Эдеттой пойдете мыться по первому парку, а мы со стариком уже после вас. Раньше-то первый пар завсегда нашим был, да здоровье уже не то. Белье, полотенце в предбаннике и веники уже запарены. Баня по-черному топится, так что ты, милок, не пугайся, там черно, но чисто. Эдетка знает, она все сделает.

Я был немного смущен тем, что мне придется идти в баню вместе с девушкой, с которой я познакомился всего несколько часов назад. Да и Эльвира тоже была несколько смущена, но не может же она сказать, что я не ее ухажер, а просто первый встречный, который встретился на ее пути и сразу же сел на шею в виде бесплатного приложения для похода в баню.