Александр Афанасьев: У кладезя бездны. Часть 2

Вот автобус — тоже типично-африканский, разрисованный наивно-ярким сюжетом охоты, с громадным багажником поверху, на котором навьючено вещей высотой с сам автобус и еще люди сидят. Некоторые стекла выбиты, на кузове следы от пуль, движок чахоточно кашляет, выбрасывая черный дым… наверное, этот автобус прошел не меньше миллиона километров, из них половину — по местным немилосердным дорогам. Но водитель будет эксплуатировать его до тех пор, пока он не развалится окончательно, и даже так — его кузов, наверное, послужит кому-то отличной основой для жилища.

Это была не его страна, не его родина — но он научился любить ее. Его Родина — предала его, сбросила, как отыгранную карту в "бито" в безжалостной геополитической игре, разменяла на сиюминутное преимущество. Его сокамерники в колонии для жуликов и воров — после того, как убедились что он сильный и он мужчина в традиционном, местном понимании — приняли его как своего, приняли в свой круг. Он научился говорить на их языках, петь их песни и есть их еду. Он узнал их историю — с разборками племенных вождей, с предательством, с острым пламенем машингеверов в буше и воем пикирующих Юнкерсов. Германия была здесь — но в то же время ее здесь и не было, теперь он понимал, сколь тонка корочка высохшей земли, и какая бездна кипящей лавы скрывается под ней. У германцев, этих имперских варваров — есть часы, отличные часы — но у местных есть время. И рано или поздно — германцы не выдержат, дрогнут — и корка проломится под их ногами, а лава поглотит их, словно их и не было. И вернется та, старая дикая Африка. Известная нынче лишь по книгам исследователей и племена будут жечь костры на последних этажах опустевших бетонных коробок. Он с уверенностью мог сказать: так — будет.

Но пока этого нет — он будет, как в тюрьме. Свой среди чужих. Чужой среди своих…

Первым делом — он навестил то место, откуда отправляли его на задание — центр военно-морской разведки Италии. От него остались лишь руины — он не осмелился спрашивать местных жителей, как это произошло. Догадаться было несложно — заминированная машина, брошенная у дороги, у нужного здания — как не раз бывало. И скорбеть тут не о чем — в душе его была пустота. Сухая, звенящая пустота — как снег в Альпах.

Соглядатай, смотревший за рынком — работал в одной из лавок, торговал дешевой одеждой. О том, что это соглядатай — Паломник понял, потому что у него никто ничего не покупал, его лавку обходили стороной — но он все равно торговал. Паломник понимал — зачем этот человек здесь. В Африке — вся буза начинается на базаре, все слухи тоже можно узнать здесь — вот этот торговец здесь и торчит. С сотовым телефоном, чтобы чуть что позвонить в полицию. Жизнь его стоит недорого, его убьют одним из первых, как только начнется — но он сознательно идет на это. Например — за то, что всех его сыновей возьмут в армию или в полицию — в голодном, полуразрушенном Могадишо, где невозможно жить землей это верный способ разбогатеть. Айдид плохо и нерегулярно платит, командиры требуют поборов — но если у тебя в руках автомат и право безнаказанно грабить и рекетировать — это значит много. Полицейский — голодным не будет…

Паломник присмотрелся. Скорее всего — этот соглядатай поставлен нарочно на виду, есть еще один, более замаскированный — но про него так просто не узнать. Он пока никак не проявил себя, если не считать стрельбы в том поселке рыбаков, никто не знает про его намерения, значит — вероятность того, что соглядатай не задержит на нем взгляд больше девяноста процентов.

Надо рисковать…

Под аккомпанемент назойливых клаксонов и ругательств, вместе с несколькими другими африканцами, он перебежал дорогу, нырнув в мутные воды рынка Бакараха…

В это же время, на вилле Сомалия в самом центре города, бывшей резиденции генерал-губернатора — проснулся сам предстоящий виновник торжества. Сам Мохаммед Фаррах Айдид.

Он был совой, к тому же вчера сильно напился — потому то проснулся, когда солнце на небе миновало свой апогей. Проснулся он от жары и бурления в животе, которое сделало бы честь и падающей в котел воде водопада Виктории.

Полностью голый, он добрался до санузла, совмещенного со спальней — и с облегчением избавился от плохо переваренных остатков вчерашнего обеда. Наверное, он позволил себе лишнего вчера… только не мог это вспомнить…

Он долго шарил по стене в поисках цепочки для смыва — но в конце концов все же нашел и дернул ее. Зажурчала вода…