Виктор Глумов - Фатум. Сон разума

Когда укрылись за бетонной, закругляющейся кверху стеной, Силин поджег шнур и заткнул уши. Реут последовал его примеру. По шнуру пополз огонек.

Грохнуло так, что земля вздрогнула.

Дверь с петель не сорвало, но разворотило и прогнуло внутрь бункера. Реут, не выпуская из рук автомат, полез в пролом, Силин — следом.

В мрачном, скудно обставленном помещении, где Главный обычно проводил приемы, светилась тусклая синеватая лампочка. Реут напрягся, не обнаружив контуженых нелюдей. Тихо. Пусто. Где же они, черт побери?!

— Наверное, их здесь нет, — предположил Силин. — Очень уж все просто.

— А пси-атаку кто, по-твоему, проводит? Если не хочешь идти — оставайся. Я должен увидеть их логово и убедиться.

— Как в фантастическом фильме, — пожал плечами Силин и бесшумно, на цыпочках, направился к двери. — Не нравится мне это. Заманивают нас.

Реут приложил палец к губам. Протянул руку к двери, Силин встал за спиной. Толчок — не заперта.

Прижаться к стене. Выглянуть. Метнуться назад.

— Никого? — удивился Силин.

Тимур Аркадьевич помотал головой, снова выглянул — в лицо дохнуло влажным теплом. Они оказались в оранжерее. Зеркальные стены и потолок, повсюду буйствует зелень. Свешиваются веера пальмовых листьев, изгибаются увитые лианами стволы, капли воды дрожат на сочной траве. Журчит искусственный ручей, кишащий яркими рыбешками.

— Обалдеть, — прошептал Силин. Стволом автомата отодвинул лист и шагнул вперед.

Что-то с треском и скрежетом метнулось из-под ног, он шарахнулся и дал очередь вверх. Посыпались осколки битых зеркал.

Вцепившись в пальмовый лист, вниз головой раскачивался красно-зеленый попугай и истошно орал, ему вторил другой.

— Тьфу, сволочь! — Силин сплюнул под ноги и расхохотался. Склонился, чтобы вытряхнуть из волос осколки, и Реут заметил красные капли, капающие на траву.

— Порезался? — поинтересовался он.

Силин обернулся: из обеих его ноздрей струилась кровь, пятная камуфляж. Реут автоматически коснулся своих губ, Силин повторил его движение и размазал кровь по лицу. Глянул на руку и поморщился:

— Башка раскалывается… Вы не слышите звон? Ч-черт! — Он сжал виски.

— Как давно началось? — спросил Реут, оглядываясь.

— Вот только что…

— Поэтому тут нет охраны — не нужна она. Ступай, Саня, назад, дальше ты не пройдешь. Жди меня час. Не вернусь — связывайся с Тирликасом, пусть шарахнут по бункеру и сровняют его с землей.

— А вы?

— Иди, Саня. И побыстрее.

Силин попытался его остановить, но Реут вывернулся, ступил в ручеек с рыбками, направился дальше по оранжерее, обрывая по пути листья и обламывая ветви.

Под ногами хрустели осколки зеркал, в ботинке хлюпало, пот катился градом. Еще одна незапертая дверь — и полукруглая комната. В середине массивный стол, окруженный стульями-тронами, на стенах несколько экранов. Никого. Тимур Аркадьевич сжал автомат.

Один из экранов затрещал, и появилось изображение пожилого мужчины в белом халате, с волосами, зачесанными на лысину. Он заглядывал в самую душу и псевдонаучно рассказывал о ноосфере, приплетал закон сохранения энергии, поминал чудовищ, порожденных сном разума.

Реут не слушал, он осматривал комнату в поисках скрытых камер и был уверен, что Хозяева знают и о погроме, и о том, что он здесь. А еще он ощущал их присутствие — липкое, назойливое. Он был уверен: Хозяева пытаются завладеть его разумом. Подчинить. Обезволить. Зачем? Почему не убили сразу?

…пронзительная синь небес, и солнце не режет глаза. Ветер играет волосами, щекочет кожу. Ребенок гукает и улыбается. Катится повозка. Тянет за собой белый шлейф выпущенная ракета. Тучи нанизаны на небоскребы. По артериям дорог толчками — машины. Пульс города. Тысячи людей. Сердца стучат в унисон. Колос пшеницы. Котенок пьет из миски. Тетрадь в клетку, корявые буквы. Красная кнопка и рычаг. Опустить. Рука тянется к иконе. Отбивают ритм станки…

…Коснуться. Ощутить. Проникнуть. Слиться…

Извергается вулкан, и лава льется по склонам. Выпученные глаза, раскрытые рты. Лава — люди, он — вулкан.

— Положи оружие, никто не причинит тебе вред, — льется из динамиков голос.

Тимур Аркадьевич мотнул головой, избавляясь от наваждения, и прицелился в Главного, рассевшегося на стуле.

— Тима, погоди. — Главный поднял руки. — Послушай, а потом делай что хочешь… Подожди… Не стреляй. Я — человек, такой же, как и ты, в моих венах кровь, смотри. — Белов полоснул по запястью тонким лезвием, зажатым между пальцами, и тряхнул рукой, разбрызгивая кровь. — Нет Хозяев в том виде, в каком ты их представляешь. Сон разума порождает чудовищ. Проследи историю человечества: сколько мы существуем, столько и придумываем себе Хозяев, чтобы они решали за нас. И за это платим кто счастьем, кто жизнью. Человек рожден рабом. Дай ему свободу — и что он сделает?..