Андрей Жиров - Отступление

Вице-адмирал Кузнецов наконец с предельной четкость осознал: именно к этому шел всю жизнь, именно ради одного короткого мига и был на свете. Понял, что сейчас даст последнюю корректировку курса и отправит всех на эвакуационный бот. А сам - останется, чтобы в нужный момент замкнуть контакты на боеголовках, чтобы раз и навсегда покончить со своей войной.

Это понимание, отрезвило, очистило разум от ненужных переживаний и сомнений. Все ясно и понятно. Идти к собственной гибели непривычно, мучительно грустно, но и вместе с тем - на удивление спокойно. Словно облегчение - долгожданный отдых после тяжелого пути.

Кузнецов уверенно наклонился к микрофону, прислоняясь стеклом, отдал последний приказ об эвакуации и повернулся к Геверциони. Но не успел адмирал попросить Георгия уйти, как заметил: глаза генерала внезапно расширились от удивления, а взгляд устремился Кузнецову за спину. Адмирал попытался было обернуться. Не успел. Внезапно что-то тяжелое обрушилось на затылок, преодолевая защиту легкого шлема. И наступила темнота...

...Геверциони, безусловно, понял, что задумал Кузнецов. Понял еще раньше, чем сам адмирал. В некотором смысле это даже можно было понять: дань традициям, справедливое желание разделить участь корабля, взять ответственность за роковой приказ. Но с другой стороны Геверциони ни на миг не забыл: все это - возвышенная чепуха, как бы крамольно не звучало. Потакать собственной прихоти (или эгоизму) можно когда вокруг тихо, мирно и спокойно. А на войне такое поведение - сродни преступлению. Больше всего адмирал нужен живым и здоровым своим людям на Земле, когда потребуется лидер, вожак с твердой рукой. Никого равнозначного Кузнецову нет сейчас и вряд ли удастся отыскать в ближайшее время. А гибель грозит если не риском исчезновения 137-й гвардейской бригады ВДВ и экипажа 'Неподдающегося' как соединения, то как минимум резким падением боевого духа и инициативности. Что, в разгар бескомпромиссной катастрофы, по-сути одно и то же.

А значит - не ради себя, а ради многих людей, жизни которых Родина вручила адмиралу, - Геверциони не может позволить Кузнецову совершить геройское, но абсолютно ненужное самоубийство. Выбор приемов, собственно, небогат: Георгий рассчитывал незаметно оглушить адмирала - если повезет, то и по предварительному сговору с адъютантом. Первый помощник и комбриг, увы, погибли, так что Ирвин оказался на мостике старшим офицером. В крайнем же случае - открыто, на глазах у всех. Здесь основной риск во внезапности. После осуществления плана нужно ещё успеть объяснить экипажу. Пока под горячую руку не пристрелили. Или хотя бы быстро сбежать...

Однако, внезапно сама жизнь решила внести коррективы - вместо генерала роль 'спасителя' взял на себя адъютант. Пока Кузнецов пытался что-то втолковать Геверциони, Ирвин как ни в чем не бывало подошел к начальнику со спины. И внезапно, коротко замахнувшись, обрушил ему на затылок тяжелую рукоять пистолета.

На несколько секунд на мостике повисла немая сцена - даже Георгий, не ожидавший подобного от тихого, неприметного майора, застыл без движения. Но все же профессиональная выучка дала знать. После недолгой слабости: Геверциони взял себя в руки, встряхнулся. Пока все стояли в немом замешательстве, Ирвин не терял времени. Система автоматического восстановления кислородоподачи, естественно, не работала и в условиях полной разгерметизации адъютанту пришлось объясняться жестами. Прилагая максимум усилий, Ирвин настойчиво старался довести до оставшихся в живых уходить вахтенных офицеров приказ спуститься в десантный бот. После обратился напрямую к Геверциони:

- Уводите людей, генерал, - Георгию пришлось следить за движением губ, чтобы разобрать слова. Ирвин говорил спокойно, продолжая настойчиво указывать на выход. - Я остаюсь как старший по званию навигатор. Прошу, позаботьтесь об адмирале. Без него не станет и корабля, и команды. Нельзя допустить, чтобы жертвы оказались напрасны.

Геверциони отвел взгляд. Нервно дернув уголком рта, переступил с ноги на ногу, а затем, встряхнув головой, шагнул вперёд. Обняв за шею, соприкоснулся с забралами с Ирвином. Взгляды офицеров встретились - и Ричард увидел в самой глубине грустную, понимающую улыбку. В ответ майор неопределенно хмыкнул. И беззаботно шепнул: 'Будем жить...' Взгляд его просиял задорными, лукавыми огоньками.

Прищурившись, Георгий еще раз взглянул в открытое, молодое лицо. Сколько он успел? Нет! Сколько этот парень не успел? А остальные: сгоревшие в первой внезапной атаке, здесь ли - на 'Неподдающемся'? Сколько ещё будет? Глупость - что смерть забирает лучших, может ли вообще здесь быть сравнение? Но как жестоко, как дорого приходится платить за право узнать человека...! А тем более тяжело после его терять...