Иван Петров - Все, о чем вы мечтали

Возможно... только - возможно, мы ничего не обещаем, но... Возможно, прибудет сам Великий инквизитор, дон Рамон де Рейносо и Арсе, архиепископ Бургосский и Сарагосский, патриарх обеих Индий.

Габачо, ты слышишь?

Может, ребят увижу. Или сюда зайдут. Если на свободе. Есть же надежда...

А пока - никого. Когда же казнь?

- Пожалуйте одеваться, сеньор. Сейчас вам все принесут. А пока умывайтесь, приводите себя в порядок.

Ну вот и все.

Никто не пришел.

Часа два-три назад заглянул какой-то поп, постоял надо мной, пристально всматриваясь, чего-то поговорил, обращаясь ко мне или к почтительно поклонившимся, торопливо крестящимся тюремщикам - я так и не понял. Молча смотрел на склонившееся надо мной одуловатое лицо. Не пожелал падре перевести свои речи на французский, а я не испытываю тяги к пустым разговорам. Просить, умолять, объяснять...

Поскорее бы.

Никого в городе не заинтересовал. Не за что мне плевать в лицо, некому увещевать, жалеть, по мне печалиться. Никто меня не знает.

Поднявшись, аккуратно заправил одеяло, сполоснул лицо и руки холодной водой из стоящей на лавке кадушки, затем, решившись, стал плескать на торс, подмышки.

Да, затягиваю процесс, выигрываю время. Нет, не стыдно.

Перед собой не стыдно. Не в страхе дело.

Уйду чистым.

Поторопился. Потом расковывали, пришлось перемываться.

Привезли в закрытой наглухо карете к настоящему дворцу. Серый, громадный. Дворец, одним словом. Финтифлюки всякие по стенам, на крыше. Выходя, успел исподлобья окинуть взглядом - не менее трех этажей, наш вход в боковом флигеле. Сопровождаемый солдатом и молчаливым молодым священником, по шикарной лестнице поднялся на второй этаж. Меня запустили в зал и оставили одного. Ну?

Здесь, что ли, приговор зачитают?

Комната обставлена богато, со вкусом. Стены обтянуты белым атласом, стулья обиты той же материей. Письменный стол красного дерева украшен тончайшей резьбой. В стенном шкафу антикварные книги, на изящных ажурных столиках, подставках - статуэтки, безделушки, какие-то вещицы неопределенного назначения, резные ларчики.

Появился судья: спокойный человек в одежде священнослужителя, в очках, следом за ним сразу зашел секретарь. Всмотрелся повнимательнее: лицо судьи спокойное, сухощавое, смуглое и бледное, из-под очков видны миндалевидные, невыразительные глаза. Руки худые, нервные. Секретарь наподобии - никакой. Судья учтив, благовоспитан, похож на дворянина, секретарь попроще, руки грубоваты.

С ними лучше помолчу, а то ляпну что не то и окажусь в застенках знаменитой испанской инквизиции.

Нет уж, "умерла - так умерла".

Пепе так хохотал над этим анекдотом. Смешинка в рот попала. Вспомнив друзей, я, кажется, невольно улыбнулся. Священник улыбнулся в ответ, кивнул секретарю и тот, сделав пару шагов, отодвинул тяжелую бархатную портьеру, скрывающую стенной гардероб. Распахнул... Рядами развешанная одежда!

- Ваша светлость, соблаговолите переодеться в подобающее вашему рангу. Желаете принять ванну, постричь волосы? Пригласить врача? Как вы себя чувствуете?

Если бы судья достал дубину и шарахнул меня в лоб, такого бы эффекта он не достиг. Череп у меня - хоть по наследству. Мне... у меня буквально подкосились колени...

Что?!!

Отмытый, слегка подстриженный (захотелось оставить длинные волосы) и расчесанный, одетый в белый жилет, узкие желтые панталоны и синий фрак, вроде бы подошедшие мне по размеру и сидящие более-менее нормально, я был вежливо препровожден еще на этаж выше. Судья и секретарь, дирижируя моим преображением, не стремились меня просветить о причинах столь странного отношения к даже не вчерашнему, а к сегодняшнему, утреннему разбойнику, удалой головушке. Обращались по-прежнему - ваша светлость, но в подробности не вдавались, кто я - не сообщали, а сам я с вопросами не лез, настороженно молчал. Сразу как-то удалось не пуститься в восторженный пляс, сдержать радостные вскрики, такой молчаливой тактики и продолжаю придерживаться. Потребуется - скажут. Был я уже бароном-графом-маркизом, плавали, знаем.

В нашем крыле дворца люди попадались не часто: в основном - на переходах, на лестнице, в коридоре, почти все были в монашеском одеянии, только у некоторых дверей стояли лакеи в ливреях, они же меня и обслуживали, повинуясь командам приставленных господ. Так же - не пожелавших представиться. Женщин не было вовсе.

Время приближалось к обеду: утром баланды не дождался и теперь живот, привыкший к кормежке по часам, громко сигнализировал компрометирующими меня писками и воем. И в туалет бы? Не, нет, в туалет не надо... это я к слову. Но - вдруг? Они тут едят что-нибудь?