Михась Южик - Ледник

75, 64, 43, 31, 22 метра. Нэш, ступая на цыпочках, напряженно всматривался в дымную темноту. От гари тянуло на кашель. Но кашлять было нельзя. Почти не дыша, давясь, обессиливая без кислорода, полковник неотвратимо двигался к цели.

Яркий свет фонарика ударил ему в лицо. Нэш ринулся в сторону, упал на землю, сделал несколько кувырков. И не зря — автоматная очередь прошлась совсем рядом. «Взять его!» — послышался тонкий, отчаянный крик Главаря. О, как подмывало Дэвида бросить на этот голос гранату, лежавшую у него в кармане штанов — и тем самым покончить с этим кошмаром навечно. Нельзя! Живым, только живым! Он по- пластунски пополз по грязи.

«Взять! Взять! Скоты!» — верещал Главарь. Это была уже паника. Очевидно, негодяй находился за каменной будочкой, в которую уперся Дэвид. «Бойся меня.» — злорадно подумал Нэш. но тут на него сверху что-то упало, придавливая к земле. А затем стало очень больно — когтистая лапа гориллы сжимала горло полковника. Страшный оскал белых зубов. Блестящие в темноте хищные глазки. Почти задушенный, выхватил Нэш малокалиберный пистолет из застегнутой кобуры на правом бедре, вставил в пасть чудовищу, выстрелил. Три раза.

Столкнув с себя двухцентнерный труп, полковник пустился в погоню с новыми силами.

Главарь был настигнут минут через пять. Удар сапога в спину повалил убегающего на землю лицом в грязь. Полковник пытал его недолго — прибор, способный парализовать всех обезьян единовременно, оказался у того за щекой. Совсем маленький.

И вскоре во всем огромном подземелье воцарилась тишина, выстрелы прекратились. Противник был побежден. Ледник, Империя Развлечений, сама держава ОЕ избавились от кошмара, которого еще не знала история сего славного государства.

Да, Арена продолжала гореть. Да, жертвы, павшие от огня и передавившие друг друга в сумятице, исчислялись тысячами. Больницы Берлина были забиты через три часа от времени первого взрыва в Крытой Арене. Спешно разворачивались полевые палаточные госпиталя. Поезда помчали в больницы Мюнхена, Гамбурга, Парижа тех раненых, кто был транспортабелен.

Установленные на всех улицах и площадях репродукторы рьяно вещали о том, что все кончено, что банда побеждена и чтобы народ ничего теперь не боялся.

Но народ и боялся и ликовал одновременно. Разбивались витрины магазинов, спиртное извлекалось ящиками и лилось в возбужденные рты. На пьяных, истеричных, полупомешанных тысячные отряды автоматчиков почти не обращали внимания. Хватали и запихивали в машины лишь самых буйных. Или тех, кто подстрекал народ к панике, кто пытался взлезать на разные возвышенные места и призывать к чему-то мятежному.

Справедливости ради — у многих погибли их близкие в Крытой Арене, многие стали калеками, судьбы многих были неизвестны. Поэтому разжечь пожар буйства в такой ситуации было немудрено. И к чести коменданта города, этого вставшего почти с одра героического генерала Малиновского, к чести прочих чиновников и военных — за двое суток в городе удалось навести порядок.

А еще дней десять спустя жизнь в Берлине стала налаживаться. Сюда, естественно, не приезжали пока новые отдыхающие. А поскольку исстрадавшихся людей постепенно вывозили из-под ледника, улицы Берлина пустели. Об ужасе пережитого напоминало лишь закопченное, зияющее выбитыми окнами исполинское здание Крытой Арены. Но через некоторое время его заслонили брезентовой оградой, начав восстановительные работы.

А что же полковник Нэш? Что его героический взвод? И где, наконец, Главарь — выродок, которого еще не знала история?

Все они давно на Большой Земле, в местах, где кому полагалось. Через сутки избитый и закованный в железо Главарь был доставлен самолетом на Полигон Президента. Во избежание шума, нелицеприятных вопросов и мятежных настроений в народе о руководителе терроризировавшего ледник взвода в прессу не просочилось ни слова. То есть — ни слова правды. Была выдумана легенда о каком- то безумце, о каком-то подразделении в тысячу человек (ведь было стыдно признаться, что 20 обезьян поставили страну на колени), о каком-то секретном оружии, о каком-то приспособлении и веществе, якобы делавших злоумышленников невидимыми.

И эта измышленная чушь впрыскивалась в средства массовой информации с завидным упорством. Проводились встречи с «очевидцами событий», транслируемые по центральным каналам.

Раз в два дня Президент выступал по Первому каналу с успокаивающей и одновременно бодрящей речью. Как правило — в окружении журналистов, и даже «простых людей», которые в прямом эфире задавали Президенту вопросы. И он искренне на них отвечал. Да, жертвы велики и именно он, Президент, берет на себя ответственность за случившееся. И просит у народа прощения. И кается. Но в то же время, говорил он, именно в такие тяжелейшие для нации дни проявилось во всей полноте ее мужество. И стойкость. И душевная красота. Да где еще есть такой народ, способный перенести такие чудовищные испытания и с ними успешно справиться! Вечная память погибшим. И вечная слава несломленным.