Евгений Шалашов - Хлеб наемника

— Ну чего верещишь, как резаный? Цела твоя рука… Ну-ну, не ори, — успокоил я парня, вырубая две короткие прямые ветки.

Подумал и вместо веток задействовал ножны и меч Жвачки. Для меня меч ценности не представлял, а парень будет доволен. Когда соединял сломанные кости, Пауль покрылся крупным потом, но смолчал, превозмогая боль…

— Ну, вот и все! — полюбовался я на творение своих рук.

Ни один из нас не погрешил против правил: Пауль не нарушил договор, а я, отпуская врага живым и почти невредимым, лишал герцога хорошего солдата не меньше чем на месяц! А на войне иной раз врага важнее ранить, нежели убить.

Между тем очнулся мальчишка. Он сидел, обхватив голову руками, и громко рыдал, размазывая по лицу кровь и слезы. Вот рыцарь-то мне пригодится! Связав парню руки, я решил покопаться в карманах у солдат — я не благородный, считающий ниже своего достоинства рыться в карманах убитых. Да и благородные, помнится, этим не гнушались.

Убитым оказался только один. Тот, что получил камнем по каске, дышал. Я помог собрату-наемнику уложить живого поперек седла, а Жвачка, хотя и был с одной рукой, но взобрался в седло сам.

— С этим-то что будешь делать? — спросил он, кивая на рыцаря.

— Посмотрим… — уклончиво сказал я. — Может, отпущу, а может — в плен возьму. Ты что рассказывать будешь?

— Ну про тебя-то уж точно ни гугу, — усмехнулся Пауль сквозь силу. — Скажу — напали из кустов, Петера сразу убили, мальчишка навстречу рванул — не знаю куда делся. Ну а мы — вот они. Один — без сознания, второй — с рукой сломанной. Конь рыцарский — вон лежит. А кто да что — пусть гадают…

Проводив наемников, я занялся пленным — загрузил его доспехами, снятыми с коня, и оружием ландскнехтов. Ну а свои собственные (теперь мои!) латы юнец понесет на себе сам. Жаль, денег оказалось маловато. «Надо было узнать, что за мальчишка и сколько за него просить!» — подумал я с запозданием.

— Пошли, — приказал юнцу, указывая на кустарник.

— Не пойду! — гордо заявил мальчишка, пытаясь сохранять достоинство под ношей железа. — Я — опоясанный рыцарь! Меня может взять в плен только тот, кто равен мне по знатности! Ты можешь меня убить, но сдаваться тебе в плен я не буду!

— А мне по хрен, кто ты есть! — сообщил я, отвешивая парню подзатыльник: — Я тебе сдаваться не предлагал… Я тебя, барашка, уже и так взял. И если ты будешь кочевряжиться, то я буду пинать твою благородную задницу своими грязными сапогами. Понял? Если да, то — вперед!

Парень грозно сверкнул на меня одним глазом (второй уже успел оплыть) и помотал головой:

— Не дождешься, сволочь!

— Ладненько, — улыбнулся я юному рыцарю, развернул его спиной к себе и пихнул упрямца ногой под задницу так, что парень был вынужден пробежать несколько шагов, чтобы не упасть: — Видишь, уже идешь! Сейчас еще разок поддам…

Рыцарь не стал дожидаться нового унижения и бодро, насколько позволяла ноша, затрусил вперед. Далеко с таким грузом он не уйдет, но до оврага — как-нибудь доковыляет.

Мы пробивались сквозь заросли часа два. Парень, сгибавшийся под тяжестью железа, стал уставать. Замедлил ход, зашатался и упал:

— Дальше не могу!

Я наклонился к мальчишке, сунул ему под ребро кинжал и проникновенно прошептал ему на ухо:

— Можешь… Ты не представляешь, на что способен человек, когда он хочет жить.

Забыв об усталости, юнец вскочил и помчался вперед как древний атлет, а не рыцарь, навьюченный металлоломом.

Когда показался куст, прикрывавший вход, парень совсем выдохся. Он был почти без сознания, когда я снял с него груз. Ну а раз оруженосца не было, то мне пришлось самому расстегивать ремешки и развязывать шнурки. Обычно, чтобы не тратить время, мы просто срезали доспехи у мертвых и раненых.

Вытряхивая рыцаря из поддоспешника, я присвистнул — войлок и кожа были насквозь мокрыми. Суши их теперь…

— Не рановато тебя в рыцари посвятили? — поинтересовался я, заметив, что парень пришел в себя.

— Его высочеству, герцогу Фалькенштайну, виднее — кого посвящать в рыцари, — просипел парень.

Вон оно как! Герцог еще и высочество? Точно, в короли метит.

— А родители твои кто? — поинтересовался я.

— Родители? — удивился парень. — При чем тут родители? Ну, если угодно, то мой отец Иоганн Лепте был вассалом его высочества.

— Отец был фон Лепте или просто — Лепте? — уточнил я.

— Просто Лепте, — покраснел парень. — Он был вассалом господина герцога и умер незадолго до моего рождения, не успев получить пояс и шпоры. Зато я и мои потомки будут носить имя фон Лепте! — гордо вскинул голову юнец.