Всеволод Глуховцев - Смерти нет

— Точно. — Даня хлебнул чаю. — В Бирюлево.

— А ну-ка... — Гвоздь шибко заинтересовался. Вскочил, выволок на свет божий карту. — Где?

Две лохматые головы склонились над картой. Даня ткнул пальцем:

— По его рассказу, вот тут примерно.

— Ага... Так тут Муха неподалеку живет, вот где.

— Ну уж и неподалеку...

— Ну все-таки. Надо ему звякнуть!

— Погоди. Зачем? Ты же говоришь, сейчас должен прийти?

— А, да! Точно. Ладно, побазарим... Не наша зона, конечно. А все равно, неплохо было бы — к ногтю всю эту мразь!

— Согласен. Подумаем. Но нам еще с книгой надо вопрос решить, не забывай.

— Ну так! Где, говоришь, находится?

— На севере. Спорткомплекс «Олимпийский».

— Север, север... Вот, смотрим. О... Останкино. Телецентр! Телевидение тут было.

— Было, да сплыло. Ты не отвлекайся, ищи.

— Ищу. Вэ... Вэ, Дэ, Нэ, Хэ! О как! ВДНХ. Это чего такое?

— Не знаю, Гвоздь.

— И я не знаю. Ты там был когда-нибудь?

— Шутишь?..

Водя пальцем по карте, Даня упорно вспоминал отца Никифора. Вернее, сами вспоминались слова о пути, который рядом... Может быть. А может не быть. Вот ищи. Посоветовал, нечего сказать... Ну а вообще-то, конечно, прав, душа монашеская: надо...

— Нашел, — сказал Даня. Палец замер в одной точке.

— Где? — сунулся Гвоздь.

— Вот, — Даня постучал ногтем.

Гвоздь смерил глазами расстояние, присвистнул:

— Да уж! Ничего себе. Как добираться-то туда будем?

— Разберемся. — Даня не признавал неразрешимых задач. — Подумаем.

— Ну, это... — Гвоздь не договорил. — Так, ну где этот собачий сын, Муха?! Давно уже пора быть. Шляется где-то!

Гвоздь начал вызывать «собачьего сына» по рации, и безуспешно. Это его немного удивило.

— Странно. Не откликается... Отключился, что ли?

— Батареи сели, — предположил Даня.

— Батареи? Да нет, не должны. Он мне перед выходом звякнул. Иду, мол. Все в порядке было.

— Когда это случилось по времени?

— Н-ну... с час, полтора тому назад. Полтора, да. Так вернее.

Даня слегка приподнял брови:

— М-да. Пора бы явиться.

— Вот и я о том же... Ладно, подождем. Стали ждать. Пили чай, рассматривали карту, вздыхая о том, сколько же еще неисследованных земель в этом мире... Гвоздь заговорил про то, что он, пожалуй бы, и смог собрать телевизор, вполне работоспособный; да вот беда: как его смотреть, если нет трансляций...

В общем, болтали о пустяках, однако тревога грызла обоих. Они почему-то избегали про это говорить... но наконец Гвоздь не выдержал.

— Слушай, — серьезно сказал он. — Тут что-то неладно. А ну-ка...

Он опять стал вызванивать Муху, и опять без толку.

— Молчит, собака!

— Звони Немо. — Даня встал. — Пойдем искать. Принять решение — это Даня умел.

Немо шел первым. Его прямая спина была самым надежным ориентиром. В сущности, можно ничего не опасаться, не озираться и не напрягаться, когда с тобой Немо. Но Даня все же озирался.

Привычка! Береженого Бог бережет. Всю жизнь свою Даня бессознательно следовал этому девизу и был глубоко прав — даже когда это было излишним.

Потому что излишним это не было никогда.

Шли осторожно, но быстро, — понятное дело, как рейнджер Немо был круче всех. Гвоздь малость запыхался: он в походном деле не блистал. Но шагал зло, упорно, ничуть не выдавая своей слабости. Его это даже слегка задело за живое, и он старался изо всех сил...

— Стоп. — Немо вскинул руку.

Стали все мгновенно. Замерли. Немо слушал тишину.

Однако даже его суперслух не мог разобрать ничего внятного. Шумы — да, смутные, неясные. Мало ли что может издавать смутные звуки пусть и в почти вымершей, но огромной Москве...

— Идем, — сказал Немо. — Нет ничего.

— Показалось? — спросил Гвоздь.

— Нет, — помолчав, ответил Немо. — Профилактика.

— Нужное дело, — одобрил Даня.

Еще раз в пути Немо останавливался для профилактики и так же ничего не уловил. А вскоре показался Мухин дом.

Минуты три, притаясь, сидели за укрытием, напряженно рассматривая пустой, безмолвный двор. Может, это и была перестраховка — но никто не счел ее избыточной. Выждали, посмотрели. И аккуратно двинулись к дому, а дойдя, тронулись вдоль стены: первым Немо, за ним Гвоздь и Даня — замыкающим.

Чем ближе подбирались они к подъезду, тем сильнее нарастало в Дане тяжелое, нехорошее чувство. И Даня даже не пытался с ним бороться. Бесполезно.

Только раз мелькнуло: а может, это просто волнение?.. Но тут же он жестко укорил себя: брось, генерал! Никакое это не волнение. Это предчувствие правды. Это...