Дин Кунц: Молния

– Дайте номер больницы.

Марквелл удивился:

– Зачем вам?

– Не ваше дело, давайте номер, и все тут. А не дадите, я не стану его искать в телефонной книге, а выколочу его из вас.

Напуганный Марквелл дал номер.

– Кто там сегодня на дежурстве?

– Доктор Карлсон. Херб Карлсон.

– Он надежный человек?

– Что вы хотите сказать?

– Он лучше вас как доктор или такой же пропойца?

– Я не пропойца. Я…

– Вы безответственный эгоистичный алкоголик и полная развалина, и вы это знаете. А теперь отвечайте на мой вопрос: Карлсон – надежный человек?

Внезапно подступившая к горлу тошнота была лишь частично вызвана чрезмерным потреблением виски; другой причиной была истина, прозвучавшая в словах незваного гостя.

– Да, Херб Карлсон – надежный человек. И очень хороший доктор.

– А кто сегодня старшая сестра?

Марквелл на секунду задумался.

– Кажется, Элла Хэнлоу. Точно не знаю. Если не Элла, то Вирджиния Кин.

Незнакомец набрал номер окружной больницы и сказал, что он говорит от имени доктора Пола Марквелла. Он попросил к телефону Эллу Хэнлоу.

Порыв ветра налетел на дом, загремел плохо запертым окном, засвистел в стропилах и вновь напомнил Марквеллу об урагане. Он смотрел на снег, что валил за окном, и опять им овладело чувство неясного беспокойства. Ночь была до такой степени переполнена событиями – молния, этот непонятный пришелец, – что внезапно он ощутил ее нереальность. Он сделал попытку выпутаться из веревок, притягивающих его к стулу, уверенный, что они лишь часть пьяного сновидения и распадутся, как паутина, но они не поддались, и от усилия у него закружилась голова.

Тем временем незнакомец говорил в трубку:

– Это сестра Хэнлоу? Доктор Марквелл не сможет сегодня приехать. Вы говорите, что у его пациентки Джанет Шейн тяжелые роды? Вот как? Да, он знает. Он хочет, чтобы роды принимал доктор Карлсон. Нет-нет, боюсь, он никак не сможет приехать. Нет, не из-за погоды. Просто он напился. Нет, вы не ослышались. Он опасен для больных. Нет… В таком состоянии он не может взять трубку. Сожалею. В последнее время он много пил, но скрывал это, а сегодня он совершенно невменяем. Что-что? Я сосед. Ладно. Благодарю вас, сестра Хэнлоу. До свидания.

Марквелл почувствовал злость и одновременно неожиданное облегчение от разоблачения его тайны.

– Подонок, ты меня погубил.

– Нет, доктор, это вы сами себя погубили. Ненависть к самому себе разрушила вашу жизнь. Из-за этого вас бросила жена. Ваш брак и без того был непрочным, это верно, но вы могли его спасти, будь жив Ленни, и даже после его смерти, если бы вы не ушли целиком и полностью в себя.

Марквелл был потрясен:

– Откуда, черт возьми, вы знаете, как это было у нас с Анной? И откуда вы знаете о Ленни? Я вас вижу впервые. Откуда вы все обо мне знаете?

Не отвечая на вопросы, незнакомец бросил две подушки к изголовью кровати. Положил на покрывало ноги в мокрых грязных ботинках и растянулся на постели.

– Что бы вы там ни думали, вы не виноваты в смерти сына. Вы только врач, а не чудотворец. А вот уход Анны – это ваша вина. Как и то, что вы превратились в настоящую угрозу для ваших больных.

Марквелл попытался было возражать, но вздохнул и низко опустил голову.

– Знаете, в чем ваша беда, доктор?

– Скажите, ведь вы все знаете.

– Ваша беда в том, что вам все доставалось легко, вы не знали, что такое горе. Ваш отец был богатым человеком, у вас было все, что пожелаете, вы учились в самых лучших школах. И хотя как врачу вам сопутствовал успех, вы никогда не нуждались в деньгах, а проживали наследство. Поэтому, когда Ленни заболел полиомиелитом, вы не знали, как бороться с несчастьем, у вас не было никакого опыта. У вас не было иммунитета против житейских невзгод, а значит, вы не могли им противостоять и впали в отчаяние в самой тяжелой его форме.

Марквелл поднял голову и замигал, вглядываясь в незнакомца.

– Не понимаю.

– Постоянные страдания все-таки кое-чему вас научили, Марквелл, так что, если вы перестанете прикладываться к бутылке и научитесь ясно мыслить, для вас еще не все потеряно. У вас еще есть небольшой шанс исправиться.

– А может, я не хочу исправляться?

– Боюсь, что тут вы говорите правду. Мне кажется, вы страшитесь смерти, но не знаю, хватит ли у вас мужества, чтобы продолжать жить.

Марквелл дышал винным перегаром и мятой. Во рту пересохло, язык распух. Он жаждал опохмелиться.

Без надежды на успех он подвигал руками, привязанными к стулу. Наконец, презирая себя за жалостливый голос, но не в силах держаться с достоинством, он прохныкал: