Александр Голодный - Частица хаоса

Неужели все подчиненные убиты и я теперь один?!

– Кто живой, отзовитесь?!

– Я живой, красноамеец Истомин!

– Я, Чугунов, товарищ младлей!

– Здесь живые, товарищ командир!..

Голоса моих бойцов доносятся спереди и сзади, возвращая надежду и радуя сердце. Нас так просто не возьмешь!

Повторяю главное:

– Занять позиции! Приготовиться к отражению атаки!

Еще после первого боя понял: командирский ТТ – вещь не для окопов. Я лучший стрелок в своем взводе, а винтовка не положена. Это было бы смешно, если бы не отдавало чьим-то злым умыслом.

Ничего, здесь младший лейтенант Петров сам себе хозяин. И родная трехлинеечка пристреляна на совесть.

Вернувшись, занимаю позицию по центру взвода. Пригнувшись, неосознанно вздрагивая от близких разрывов снарядов, окидываю взглядом заснеженное поле.

Немцы уже развернулись в цепи, следуя за порыкивающими моторами танками. Уверенные в себе, стреляя на ходу из карабинов и пистолетов-пулеметов, шагают не спеша, как на работу. Они всегда так воюют: сначала перепахивают наши позиции авиацией и артиллерией, а потом наступают под прикрытием танков, в расчете, что в изувеченных, перемолотых взрывами траншеях уже не осталось живых. Ничего, сейчас мы вас разочаруем. Придержав дыхание, выцеливаю рослого унтера, подгоняющего свое отделение. Палец мягко утапливает спусковой крючок…

Бах!

Переломившись пополам, немец валится мордой в снег. С почином на сегодня, взводный!

Уже чувствуя – отобьемся! – ору:

– Огонь! Бей гадов!

На втором выстреле смазал – помешал близкий взрыв. Зато третий лег, как положено. И четвертый, прямо в лицо фашисту, только брызги полетели.

Загнав в магазин третью обойму, словно по наитию успеваю присесть – длинная пулеметная очередь щедро подметает позицию, разбивая в щепки ложе оставшейся на бруствере винтовки.

Танк!

Угловатая «тройка» с короткой пушкой прет прямо на на меня. Ощущая вдоль позвоночника смертный холодок, вытягиваю из ниши увесистую связку гранат. Тяжелая, зараза, далеко не бросить. И торчать башкой из траншеи нельзя – живо очередь схлопочешь. Коротко выглянув, снова падаю на дно. Рев мотора все ближе… Пора!

Связка полетела под днище опасно приблизившейся стальной громадины. Наверное, механик-водитель что-то успел почуять – танк дернулся влево. Но поздно. Взрыв!

Ага! Слетевшая гусеница валяется на земле, «тройка» удачно развернулась кормой. В смысле, удачно для меня, а для немцев совсем наоборот. Чиркнув спичечной коробкой, отправляю гостинцем две бутылки горючки. Тут можно не пригибаться – осколки не полетят. Моторный отсек остановившегося танка охватывает жадное чадящее пламя. Жаль, винтовке хана, но я и с пистолетом не валенок.

Высунувшийся в башенный люк танкист получает пулю в башку и проваливается назад. Вслед запускаю лимонку. Звякнув об откинутую крышку люка, она падает в танк.

Хлесть!

Вот так вам, гады. Отвоевались! Так, теперь винтовочку бы новую…

Оглядываясь, обнаруживаю за спиной стоящего с винтовкой в руках ротного:

– Ну, Петров!.. Молодец, взводный! Как в городках: бац-бац, и в дамках.

Он улыбается. Смотрю по сторонам: нормально. Горят еще два танка, в поле валяются трупы в серой форме, немцы откатываются назад. Отбились! Уточняю:

– То в шашках, товарищ старший лейтенант.

– Что?..

– Дамки – они в шашках, говорю.

Улыбка становится шире:

– Знаток! Держи. Воюй дальше.

Отдав трехлинейку, Максимов, пригнувшись, уходит по траншее. Бой затихает.

Теперь подсчитать потери, отправить в тыл раненых, распределить бойцов по позициям. Надо еще подправить траншею, похоронить погибших, пополнить боекомплект, узнать, что там с питанием – дел у взводного много. И все они под вражеским огнем.

О, накаркал. В воздухе запела первая мина. Похоже, ляжет рядом.

Взрыв ударил прямо на бруствере, метрах в трех от моей головы…

***

… проснулся со звоном в голове и тишиной в ушах. Лицо жены плывет перед глазами, комната словно вращается вокруг кровати. Показалось, что отбитые мозги сейчас вытекут через уши, но болезненные симптомы стали резко спадать.

– Саша! Господи, ну что сейчас?!

Уже слышу. Хорошо. Что это было? Наверное, контузия. Читал о ней часто, на себе испытал в первый раз. Дерьмовое ощущение, если честно признать. Так, надо ответить:

– Уже ничего. Не помогает твое лекарство, Марин. Ложись спать.

– Как ты меня уже достал этими вздрагиваниями! Как заяц, каждое утро! Тебе точно надо лечиться.