Константин Стригунов: Начало Игры

Отложив в сторону люк, Мастиф залез внутрь на глубину не менее полутора метров. Для человека не знакомого с оборудованием таких тайников, не многим отличавшихся от долговременного наблюдательного поста, сложно было представить, как один сталкер в одиночку да еще в Зоне умудрялся вырыть и оборудовать такое сооружение. Впрочем, чему только не научишься здесь. Показался шлем ветерана и он махнул рукой, дав понять, что все в порядке. Гуру с Огнем взялись опускать Стилета вниз, в схрон, а Сумрак подстраховывал их, придерживая раненого сзади за «спецуху». Снизу же его принимал Мастиф, который втащил Стилета и необходимое сталкеру для выживания в одиночку в течение недели-полторы. Вниз ему передали его оружие, патроны, аптечку и продовольствие, да еще немного добавили от себя. Все добро спустили Мастифу, который затем, не без помощи остальных, выбрался наружу. Сумрак подошел к отверстию в земле и, нагнувшись, крикнул:

— Ну, как там?

— В тесноте да не в Бутырке, — устало отозвался Стилет. Все усмехнулись.

— Значит, порядок, — ответил командир, удивившись собственному оптимизму. — Помни, связываться с нашими на базе можно только по прошествии десяти дней, начиная от этого момента. До того времени сиди здесь и не высовывайся. Как понял?

— Есть командир, — донесся глухой голос Стилета. Он принял участь просидеть под землей десятки часов как должное, хоть и был, мягко говоря, не в восторге от подобной перспективы.

— Тогда бывай, брат. Не забудь вести дозиметрический контроль каждые шесть часов. Если станет вообще хреново шли условный сигнал с координатами по защищенному каналу.

— Будет сделано и… Зона вам в помощь.

Усилиями Сумрака и Мастифа люк закрыли и группа отошла от схрона, но уже другой дорогой. То, что Сумрак не вызвал сразу на помощь его людей из базы «Долга» объяснялось просто. Решение командира оставить Стилета в схроне до конца рейда мотивировалось, во-первых, недопустимостью риска другими ходоками без крайней надобности, а во-вторых, диктовалось стремлением сохранить данные о точных координатах схрона среди максимально узкого круга лиц, иначе им уже не удастся воспользоваться в другой раз.

Передышка и очередная порция обезболивающего оказали благодатный эффект на самочувствие Меткого и путь теперь проходил куда легче. Идти же до конечного пункта назначения предстояло долго, но значительная часть пути оказалась позади и Меткий искренне надеялся, что отряд сумеет избежать очередных потерь среди личного состава, но как можно быть в чем-то уверенным в Зоне, где нет устоявшихся правил, а всякая попытка долгосрочного прогноза с большой долей вероятности обречена на провал? В любом случае, нужно приложить все усилия, чтобы изменить ситуацию в свою пользу, ведь только так стоит рассчитывать на успех.

Охотник с любопытством наблюдал за двуногими, изучая их повадки. Его глаза были способны различать предметы с расстояния куда большем нежели человек и для него скрыться от своей потенциальной жертвы не составляло труда. Охотник сейчас воспринимал знакомые мыслеобразы, которые столь часто ощущал при контакте с двуногими, ведь они, наверное, также вели непрерывную борьбу за существование, но отличались от остальных странным поведением. Одного из своих они спрятали в странной на вид норе, но зачем? Он ранен? Но ведь тогда можно его съесть, все сородичи охотника так поступали. Если слаб, значит неспособен выжить, а раз так, то пусть станет кормом для тех, у кого есть такой шанс. Быть может, они не питаются мясом и относятся к добыче, жующей жесткие стебли? Однако сколько охотник не наблюдал, но ни разу не видел чтобы двуногие ими питались. Странные они. Охотник до предела напряг свое восприятие и после напряженных секунд ожидания обнаружил то, что искал. Один из двуногих испытывал знакомую эмоцию, куда более ярко выраженную, нежели у других его сородичей. Мгновенно охотник понял, где мог чувствовать ее. Много раз, когда он нападал на двуногих, то воспринимал такую эмоцию у остальных из его вида. По своим субъективным ощущениям инстинктивно охотник догадался, что эмоция не связана с агрессией, голодом или болью от раны. Скорее она походила на мыслеобраз своей матери, когда та давно потеряла одного из своих детенышей. В ту ночь охотник впервые вдоволь насытился еще теплым мясом своего собрата и требовательно посмотрел в желтые глаза матери с надеждой на добавку, но мать лишь безразлично отвернулась, словно ей было все равно. На теле матери кровоточили глубокие свежие раны, полученные в схватке с другим охотником, вторгшимся на ее территорию. Она смогла отогнать чужака, но и сама получила серьезные увечья и случайно придавила всем весом одного из двух своих детенышей, который под тяжестью ее тела тут же погиб. Почти неподвижно, мать охотника лежала в ожидании своей участи и в этот момент она излучала эмоции очень похожие на те, которые испытывал один из двуногих. Когда ее страдания окончились, а бок не вздымался в тяжелом дыхании, детеныш впился в тело матери зубами, обретя источник пропитания на много дней. За это время он вырос и стал в двое тяжелее, чем прежде и теперь смог самостоятельно добывать себе пропитание.