Артем Мичурин - Полведра студёной крови[СИ]

С торжествующей улыбкой этот съехавший с катушек местный житель обвел взглядом окружающие горы, но нас так и не заметил. По крайней мере, ничем не выдал обнаружение "хвоста". Вдруг он проворно спрятал свои находки и ускакал за те самые развалины охотничьей избушки, в которых все еще оставались разбросанные ветром остатки нашего костра.

Я сбросил лыжи, взял в руки дробовик и осторожно обошел бревенчатую стену, за которой скрылся доходяга. Там, совершенно неожиданно для нас обоих, обнаружился плохо замаскированный вход в нору. Я вынул нож и решительно двинулся внутрь.

Если бы вместо меня туда пошел Ткач, он бы наверняка пропустил бы этот удар, прежде чем его глаза привыкли бы к темноте. Я же легко увернулся от летящей в лицо сковородки и оттолкнул задохлика так, что тот прилетел от одной стены погреба к другой и, рухнув на свою лежанку, затих. Хоть и безумный, а понял, что дергаться не стоит.

— Что там? — за моей спиной с ноги на ногу уже переминался Ткач.

— Заходи, гостем будешь.

Безумие пожирает человека по частям. Сам он этого никогда не замечает, и будет яростно спорить с окружающими, доказывая им свою вменяемость, пока еще способен на это. Альбертик и сейчас не считал себя психом. Надо сказать, что для стебанутого он довольно неплохо справлялся с хозяйством. Мама, наверное, научила. Вообще, если бы он молчал, сошел бы за умного. Еду добывает, готовит ее, дерьмо и помои наружу выносит. Воняет, конечно, в его берлоге, ну так и от нас с Ткачем не розами пахнет. При минус сорок купаться негде.

Берлога у Альбертика, кстати, мечта. Лежанка, стол со стульями и нечто вроде печки. Видимо, пока мы тут ночевали наверху, остерегался ее топить. Вот придурок, а сообразительный, однако!

Над столом пожелтевшее фото молодой женщины. Маман, не иначе. На столе хаотично разбросаны детские рисунки, карандаши, несколько грязных плюшевых игрушек и толстая тетрадь в синей засаленной обложке. Как только я протянул к ней руку, Альбертик вскочил и вцепился зубами мне в запястье. Я, не ожидая такого, отмахнулся от ебанутого, и он прилично приложился своей дурной башкой от кирпичную стену возле лежанки.

— Дай, — Ткач протянул руку.

— Ты что, еще и читать умеешь?

— Представьте себе ептыть!

— Не могу.

— Тогда бросаем жребий, кто первый.

— Приготовь пожрать, тогда вслух почитаю.

— Заметано. А я вслух поем.

— Вали набирай снег, — я сунул Ткачу котелок и открыл тетрадь. Это был дневник. Писала женщина. Судя по всему, мать нашего сумасшедшего Альбертика, который уже пришел в себя и рыдал в уголке, размазывая сопли.

— Сначала чай, — Ткач брезгливо отставил с печки хозяйский чайник, покрытый отслаивающиеся нагаром. — Читай уже.

"27.09.2012

Я долго не решалась писать. Зачем? Все равно через несколько месяцев мы с Альбертиком умрем. Но потом я подумала, что кто-то из убежища найдет этот дневник и передаст ему. Константину. Моему любимому Косте, отцу Альбертика. Я не сомневаюсь, что он жив и что он там, внутри. Нам с Альбертиком ведь совсем чуть-чуть не хватило везения. Я, дура, когда собиралась, взяла с собой и золото, и деньги, и паспорт, и медицинскую страховку и даже зачем-то жировки за последний год. А карту доступа не взяла. Вспомнила на выезде из города и хотела сойти с автобуса, но они не остановили. И правильно сделали. Автобус все равно был последний.

Но я-то надеялась, что нас пропустят. Глупая. А теперь мы тут, он там, а бесполезная карта доступа погибла вместе с Карпинском. Хотя, что ей будет, железке, лежащей в железном сейфе. Смотрю сейчас на ключ, на этот символ напрасной надежды, и плачу. И Альбертик плачет….".

Я встал с табурета, вынул нож и шагнул к Альбертику.

— Правильно, Кол, пусть старик больше не мучается, — осклабился Ткач.

— Все-таки ты не исправимо кровожаден, Алексей, — срезал я ключ со шнурка, болтающегося на грязной как у трубочиста шее хозяина норы, — лучше помоги найти паспорт его мамаши. А вот, сам уже вижу, — мятая книжица обнаружилась в жестяной коробке на полке, вместе с фотографиями, на которых была запечатлена все та же женщина и усатый мужик в военной форме.

— Улица Мира, дом пятьдесят шесть, квартира тридцать два. Хм, — я достал из разгрузки рисунок, что дала мне Саманта. — Это совсем рядом. У тетки Сэм улица Мира пятьдесят девять, — рисунок и паспорт легли рядом в разгрузку.

— Читай еще, — Ткач устроился поудобнее в предвкушении этой занимательной истории о том, как один персонаж умер, а второй сошел с ума.