Артем Мичурин - Полведра студёной крови[СИ]

Конечно, весь бурелом и валежник в лесу уже были засыпаны метровым слоем снега, но все еще настолько рыхлым, что ездовые часто проваливаясь в него, спотыкались о стволы и ветви поваленных деревьев. Из-за этого скорость нашего передвижения была вчетверо ниже, чем я ожидал. В довершение всего реки, по руслам которых мы должны были двигаться в направлении к нашей цели, представляли из себя взбугрившуюся ледяными обломками поверхность, часть которых, время от времени, с треском продвигалась по течению. Осенний ледоход — обычное для этих мест явление, о котором нам никто не удосужился рассказать. Какой уж тут лыжный забег, если речки Мешалку и Березовку, которые повстречались нам на пути, удалось форсировать, потратив по нескольку часов на каждую, чтобы найти более-менее ровный и пригодный для переправы участок. Таким образом, стало понятно, что ни о каких двух неделях пути до Камня не может быть и речи. Месяца два с половиной как минимум. А это означает что… Это означает пиздец. Вот что это означает. В декабре и январе ночью тут бывает полтинник по старику Цельсию. Да и жратвы у нас и на половину дороги не хватит, а на охоту надеяться — это все равно как садиться срать, не сняв портки в расчете, что в нужный момент резинка лопнет.

Любой не обремененный нашей целью человек, наверное, уже развернул бы лыжи в обратном направлении, но блеск огромного количества монет разгонит любую тьму, а манящие глубины подземного хранилища согреют даже на расстоянии сотен километров в самую лютую стужу. И мы упорно продолжали продвигаться на восток. Собираться теперь наловчились затемно, и дневной переход у нас не ограничивался скудными шестью часами короткого ноябрьского дня. Шли и после захода солнца. Ночи, к счастью, стояли морозные и ясные. Мерцающий свет ярких звезд пусть слабо, но освещал лес, и Ткач уже не тыкался носом, как слепой щенок во все пни и сучья, не спотыкался о ездовых и не матерился, пытаясь перехватить обе лыжные палки и ручку динамо-фонарика. А когда поднималась луна, тайга озарялась ее голубым светом, снег начинал отливать фосфорическим блеском, и скорость нашего передвижения ничем не отличалась от дневной. На ночевку в такие дни мы вставали только тогда, когда ездовые напрочь выбивались из сил и не реагировали ни на окрики, ни на удары.

Мороз потихоньку крепчал. Теперь нам с моим напарником приходилось спать по очереди, дежуря у пожирающей поленья печки, а о том, чтобы выгнать ездовых на воздух не могло быть и речи. Заготовка дров каждый божий день тоже отнимала прилично времени и сил. Но все былые невзгоды оказались сущей ерундой в сравнении с тем, что нас ожидало.

Это случилось на двенадцатые сутки пути. Ясным погожим деньком, когда сердце наполнялось радостью от девственно белого искрящегося под солнечными лучами снега повсюду, насколько хватало глаз, а наши сани, весело поскрипывая, катились вслед неунывающей шестёрки ездовых, идиллия была разрушена непредвиденной хуйнёй.

— Бля! — я отскочил в сторону, услышав треск и почуяв, как земля уходит из-под ног.

— Тяни!!! — заорал Ткач. — Вперёд!!!

Ровная снежная целина, не сулившая никаких проблем, вдруг провалилась под санями и набухла поднимающейся снизу влагой.

— Тяни, сука! Тяни!!! — присоединился я к настойчивым рекомендациям моего мудрого компаньона, видя, что наш транспорт стремительно погружается в воду, и рванул на помощь упирающимся изо всех сил ездовым.

— Давай! Ещё! Ну же!!!

Треск ломающегося льда послышался ближе, и замыкающие ездовые, бухнувшись на колени, едва не оказались в воде.

— Выкидывай барахло! — прокричал я, что есть мочи тяня лямку вместе с нашими плоскомордыми друзьями.

— Что?! — вылупил глаза Ткач.

Блядь, как же он меня иногда бесит.

— Барахло нахуй из саней!!! Не удержим!

Со второго раза дошло. Изъеденный алкоголем головной мозг передал необходимые команды спинному, и Алексей, нелепо раскорячившись над растущей трещиной, принялся вышвыривать наши пожитки из тонущего транспорта.

— Быстрее, твою мать!

— Заткнись и держи!

— А-а-а!!! — одна из ближайших к саням ездовых соскользнула в воду и забарахталась, безрезультатно пытаясь выбраться.

— Я режу упряжь!

— Нет! Держи!

— Все потонут!

— Похуй! — Ткач, стоя на карачках, пытался дотянуться до торчащей из воды канистры, но я прекратил его мучения, перерезав ремни.

Сани вместе с невезучей ездовой моментально ушли под воду, остальные, избавившись от непосильного груза, рванули от полыньи прочь.