Анатолий Ткачук - Лекарство от Апокалипсиса

– А когда оно стало вновь голубоватым…

– Да-да, именно тогда проход можно считать открывшимся и дающим возможность войти в коридор времени.

– Но как? Как это возможно? – Алексу весь этот разговор и все происходящее вокруг казалось лишь очередным вымыслом.

– Не понимая всего механизма до конца, я лишь могу строить гипотезы. Дело в том, что в момент голубого свечения переход обладает весьма необычными свойствами, которые близки к тем, что описаны в отношении торсионных полей. То есть, воздействие на человека оказывается не на физическом, а на энергетическом уровне.

– Я слышал о теории торсионных полей. Но мне казалось, что она не была принята научным сообществом.

– Я и не утверждаю, что формируется именно торсионное поле, просто его особенность, как и особенность открывающегося прохода, заключается в том, что они взаимодействуют не с материальной составляющей человека, а с его психофизической сущностью. В момент путешествия в прошлое тело остается здесь, а во времени и пространстве путешествует лишь разум, если позволите.

– То есть, получается, что мое тело все это время находилось здесь, а сам я видел… все это реальность?

– Реальность… еще какая реальность, – усмехнулся Макс. – Так что ты там видел?

– Я видел свою семью… – Алексу тяжело давались воспоминания об увиденном.

– Свою семью? – Макс удивленно оглянулся на Алекса и, уйдя от этой темы, проговорил: – Вот здесь нужно по лестнице спуститься. Осторожно, она довольно сильно проржавела. Давай ты первый, я за тобой. Как спустишься, сразу отходи влево, там фон чуть пониже.

Лестница была приварена к металлической конструкции, выступавшей из бетона. Даже при беглом осмотре в полутьме можно было легко понять, что сварочный шов разорвался в нескольких местах.

Алекс с опаской спустился на пару ступеней, тщательно ощупывая каждую из них, перед тем, как полностью опустить на нее свой вес. Когда Алекс преодолел половину маршрута, вслед за ним спуск начал Макс. Он так же медленно, осторожно ощупывая каждую ступень, принялся спускаться вниз. Одна из стальных планок, не выдержав веса человеческого тела, сломалась, больно ударив по руке Алекса. Соседняя от резкого рывка тоже оборвалась с неприятным скрежетом, и Макс полетел вниз. Алекс, едва увернувшись от удара по голове, поймал своего нового знакомого в полете, но ушибленная рука, будучи не в состоянии удержать летящее тело, лишь замедлила падение. Но даже этих несколько секунд хватило для того, чтобы Макс схватился рукой за одну из ступеней на уровне своего спасителя и удержался.

Держа Макса за руку, Алекс чувствовал, как часто бьется его пульс. Да и у него самого сердце было готово выпрыгнуть из груди. Немного переведя дыхание, обитатель саркофага выдал несколько эмоциональных эпитетов, обращенных и к строителям атомной станции, и к ликвидаторам, и даже к сталеварам, создавшим эту лестницу.

Лишь уверено стоя обеими ногами на твердой поверхности, Макс принялся осматривать себя.

– Что это? – настороженно проговорил Алекс, так же разглядывая пострадавшего.

– Где? – не понял он.

– Ну, вот же, защитный костюм порван. Нога-то цела?

– Цела. Крови вроде никакой нет. Да что с ней будет, – пожал плечами Макс и, ощупав карманы, усмехнулся. – Главное – целы приборы.

– Как же быть с ногой? – не понял Алекс, когда Макс продолжил маршрут.

– Сейчас все исправим. Не хочется набрать пыли.

Макс ловким движением извлек из небольшого рюкзака, висевшего за спиной, моток прозрачной липкой ленты, и, обмотав ногу на месте разрыва защитного костюма, сделал шаг вперед.

– Ловко! – Алекс задумчиво улыбнулся.

– Побудешь здесь с мое, еще и не такому научишься.

– Ты давно здесь?

– Я… да уж считай с четверть века. Да-да, не удивляйся.

– Но как? – Алекс изумленно посмотрел на Макса.

– Очень просто. В момент аварии я в Курчатовском институте работал, вот и приехал сюда, сначала просто в качестве дозиметриста, потом научным работником, и так вот закрутилось, завертелось. Нас много здесь работало, кто-то заболел и умер, причем, как правило, сердце сдавало от постоянного напряжения и нечеловеческих радиационных нагрузок. Другие просто все бросили. А мне ехать некуда было, жена ушла, еще когда я во второй или в третий раз сюда приехал, а с сыном отношения вообще не сложились. Вот как-то и прижился в Чернобыле, потому что именно с ним, как ни странно, связаны самые яркие воспоминания об интересной работе и верных друзьях. Иногда выезжал из зоны, конечно, но редко. А потом в середине девяностых годов XX века я случайно столкнулся с этим явлением, и тут моя жизнь круто изменилась, было решено здесь задержаться, – Макс тяжело вздохнул. Казалось, что в этих крохотных воспоминаниях о жизни вдруг всплыла горечь о каком-то давно ушедшем времени. – Ладно, не стоит обо мне, мы остановились на том, что ты видел там.