Мария Симонова: Третья стихия

— Похоже, доктор, что я безнадежен? — произнес Карриган хрипло, но, как это ни странно, довольно ровно. Каким-то антинаучным феноменом было само то, что он живет, имея вместо грудной клетки мясное рагу. Но то, что при этом он дышит, смотрит с несомненным признаком разума в глазах, говорит, да еще пытается хохмить, подрывало сами основы медицины как науки об условиях функционирования человеческого организма. Сам Михаил задышал лишь тогда, когда взгляд Карригана отпустил его, переместившись на неподвижного гостя.

— Догадался все-таки, как выбраться из отражения собственной ловушки? Не блокируйся так усиленно, не ровен час задымишься. И твой коронный вопрос загорится транспарантом у тебя на лбу. Спрашивай, чего уж там! Не упускай реальную возможность наконец-то с ним покончить!

— Зачем?..

— Растешь!.. Но вообще-то подобная краткость не к лицу истинному философу. Тем не менее наметился явный прогресс. Хотя я ожидал большего. Рассчитывал, признаться, что ты сам найдешь ответ еще в процессе. Ведь твой дар — постижение сути? И, вернувшись, ты должен был ощутить сразу, что мир утрачивает свою сокровенную суть, как будто гаснет изнутри… А потеря первичной сути неизбежно влечет за собой общий летальный исход. Его необходимо было встряхнуть, сдвинуть с мертвой точки. Кто еще, кроме нас с тобой, мог справиться с этой задачей? Я был уверен, что мы обойдемся без битья контейнеров, хотя и не исключал такую возможность — как последнее средство, разумеется.

— Ты добился своего. Один контейнер уже разбит, и никто из нас не в силах предсказать, какими последствиями это обернется для мира!

— Обойдется! Раз сразу не свернулся, то теперь бояться нечего. А последствия вполне предсказуемы — не первенца, чай, разбили, почин уже был: сдвиг ряда физических законов, брожение в умах, обретение новых эмоциональных уровней и способностей или, напротив, — их утрата. Ты еще помнишь, какой магический бардак воцарился во Вселенной после разбития первой? Любо-дорого! А после второй — как отрезало, и все пошло в другое русло: материализм, технический прогресс, торжество науки. — Он обвел взглядом слушателей: все, кто был в зале, за исключением Рейчел, подошли к его капсуле и стояли, окружив его. — Так что ваш дряхлый мир готовит вам много новых сюрпризов. Не удивляйтесь, если реки потекут от устьев к истокам. Жаль, что мне этим зрелищем уже не насладиться.

— Не слишком ли ты затянул драматическую сцену? — сказал гость, заметно нервничая. — Исцеляйся, пока действительно не стало поздно!

Карриган хотел засмеяться, но вместо этого закашлялся глубоко и тяжко, будто подавился, и у него горлом хлынула кровь — бордовая, с черными сгустками и кусками плоти, словно его вырвало недавно съеденным борщом. И все-таки он вновь заговорил, хотя голос его стал теперь более тихим и прерывистым:

— Неужели ты думаешь… Что я до сих пор лежал бы тут перед тобой… Как суповой набор в вакуумной упаковке… Если бы мог исцелиться?.. Со Стихией шутки плохи… Так что результатами наших совместных усилий… Ты будешь наслаждаться без меня…

— Он кивнул на Илли: — Попробуй вернуть ей трон… — Взгляд его задержался на Илли. — Ваше Величество!.. Последняя нижайшая просьба… Не поцелуете ли вы меня на прощание?..

Несколько секунд она глядела на него молча потемневшими глазами. Михаил неуверенно посторонился. Тогда она шагнула вперед, склонилась к Карригану и прикоснулась губами к его лбу. Вернее, до лба она не дотянулась, и вышло так, что она поцеловала его в правую бровь, ближе к виску. Он сипло засмеялся и произнес, отворачиваясь:

— Пойду-ка я, пожалуй, умирать в другое место!..

В это время откуда-то донесся слабый голос:

— Что случилось… С сетью?..

Михаил покосился назад, собственно, уже догадавшись, кто это там ораторствует. И не ошибся: третья капсула была открыта, длинное бледное лицо, поросшее кустистой бородой, было повернуто к собранию, мутно-карие глаза уставились на них с таким потусторонним выражением, что Михаил усомнился, видят ли они что-нибудь. Все молчали. Никто не спешил радоваться возвращению в мир бывшего Хранителя и отвечать на жизненно важный для него вопрос. В тишине предсмертным орлиным клекотом прозвучал ответ Карригана:

— Как говорят у вас на Земле — шут! Даун!

Михаил быстро обернулся — лицо Карригана становилось прозрачным, он таял — стремительно, подобно галлофантому. И не успел Михаил сосчитать до трех, как в капсуле лежал лишь пустой спецкостюм, черный от пропитавшей его крови. «Шут — это точно был он. Адаун, наверное, я…»