Владимир Синельников: Восточный круиз

Конь никак не отреагировал на слова хозяина. Он резко вздернул голову, пристально глядя вперед. Всадник мгновенно насторожился, сабля, дотоле мирно покачивавшаяся на боку, сверкнула своим хищным жалом в его руке. Но смертельная опасность пришла не оттуда, куда смотрели скакун и его хозяин. Сзади глухо тренькнула спускаемая тетива, и широкий листовидный наконечник черноперой стрелы вошел в узкую незащищенную полоску шеи всадника – между кольчужной рубашкой и шлемом, аккуратно отделив шейные позвонки от туловища. Всадник захрипел и, качнувшись, начал бессильно запрокидываться назад. Он умер еще до того, как сабля, выпавшая из разжавшейся руки, перестала звенеть по нагромождениям валунов.

– Элькор мертв, повелитель! – глухо произнес далеко на юге человек, пристально вглядывавшийся в хрустальный шар.

– Демон тебя побери! – Названный повелителем с силой обрушил кулак на инкрустированный самоцветами столик. – Еще один! Что же делать?!

– Прислушаться к совету звезд, – ответил обладатель хрустального шара. – Иначе ты рискуешь остаться без верных людей.

Крей Грумсхольд мрачно смотрел сквозь узкую бойницу. Вчера пал донжон, служивший защитой крепостным воротам, и оставшиеся в живых немногочисленные защитники замка покинули внешнюю стену, отступив к центральной башне на холме. Да и сил оборонять стены уже не оставалось. Барон распорядился отойти, стремясь выиграть время.

Осаждавшие замок пировали где-то в основании холма, уверенные, что оказавшиеся в плотном кольце осады никуда не денутся. Они не спешили подступаться к последнему убежищу барона, оставив главный штурм на утро.

Барон Грумсхольд не знал, успела ли его жена с детьми проскочить мимо подтягивающихся к замку войск на­падавших. Хотя, не удайся ей это, осаждающие замок давно бы предъявили этот козырь. Крей Грумсхольд повернулся к висящему на стене распятию и вознес молитву. Его дети останутся живы, и, придет время, сыновья отомстят за отца. Барон был уверен, что Грета должным образом сумеет воспитать его наследников.

Наследников… Губы барона скривила горькая усмешка. Что им достанется? Разве только родовой герб да имя. Замок и окрестные земли, пожалованные барону старым королем, отойдут во владение Брейгена, явившегося под стены полновластным хозяином.

Старый король умер, сын был слишком мал, чтобы реально отвечать за положение в стране, и на престоле фактически воцарилась его мать. Мгновенно многочисленные стаи родственников и прихлебателей бывшей королевы Изольды, а ныне регентши при малолетнем сыне, сидевшие ранее тише воды и ниже травы, бросились расчленять страну на основании указов выжившей из ума матери молодого короля. Крей Грумсхольд как раз и оказался одной из жертв этой дворцовой революции. Он никогда не был особенно близок ко двору и заработал себе имя на северных границах, оберегая покой страны от набегов варваров, за что и был пожалован землями старым королем.

Но со смертью властителя все резко изменилось. Временщики, чувствуя свою недолговечность, лихорадочно пытались урвать хоть кусок пирога, хоть крошку в мутной воде регентства. Изольда раздавала земли, руководствуясь лишь собственными соображениями, если они у нее еще оставались. Не принималось во внимание ничто: ни бывшие заслуги, ни титулы. Никому ранее не известные южные родичи королевы валом повалили в столицу за своей долей. И она не обманула их надежд. По всей стране отбирались владения, искони принадлежавшие тем или иным родам. Пытавшихся сопротивляться бросали в тюрьмы, казнили, отправляли на каторгу.

И вот набирающий силу хаос докатился и до северных границ. Барон успел отправить весточку своему соседу, с которым у него сложились вполне дружеские отношения, но тот или испугался выступить в открытую против указа регентши, или сам находился в подобном положении. Грумсхольд не хотел навешивать ярлыков труса и предателя на Сетворка, с которым они не раз обсуждали и осуждали последние события в стране. Договоренность о помощи между ними была. А чтобы дружина барона Сетворка дошла до замка Грумсхольда, требовалось не менее шести-семи дней. Завтра как раз истекал шестой день с той поры, когда до соседа должен был добраться гонец. Ничего не оставалось, как ждать и надеяться на провидение. Барон вновь повернулся к распятию и преклонил перед ним колени, шепча молитвы. В этой позе его и застал серый, хмурый рассвет.