Эрик Рассел - И послышался голос…

И тогда их маленький отряд на время разделится, а это вдвое увеличит вероятность нападения какого-нибудь существа, а то и нескольких, которые, вполне возможно, все эти одиннадцать дней незаметно следят за людьми в ожидании такого благоприятного случая; это снизит их обороноспособность. При таких плачевных обстоятельствах их сила в единстве. Разобщенность может привести к катастрофе.

С большой неохотой Кесслер вынужден был принять единственное приемлемое решение: он разбудил всех.

– Григор ушел.

– Когда?

– Не знаю. Либо он бесшумно уполз с поляны, когда я стоял спиной к лагерю, либо его уже не было здесь, когда я заступил на вахту, а я этого не заметил. – Он угрюмо уставился на костер. – Мы не можем бросить его на произвол судьбы в этом страшном лабиринте.

– Я схожу и приведу его, – вызвался Сэмми, подняв с земли свое мачете.

– Для нас слишком большая роскошь по очереди в одиночку рисковать жизнью, – заявил Кесслер, отвергая его предложение. Вперед ли, назад ли, но пойдем мы все вместе.

Билл Молит поднялся на ноги, взвалил на спину свой тяжелый мешок, широко зевнул и схватил мачете.

– Тогда это вопрос решенный. Мы все пойдем обратно. Идти нам всего-навсего миль семь. А что такое семь миль? – Он снова зевнул и сам ответил на свой вопрос:

– Ночью это все семьдесят. Ну и что? Пошли.

Каждый вскинул за плечи свою ношу, и они отправились в путь, держа наготове пистолеты и мечете. Пламя покинутого ими костра померкло вдали. Фини бежал впереди, то и дело к чему-то недоверчиво принюхиваясь и утробно рыча.

Григор лежал на поляне, тело его было сведено судорогой, ноги подтянуты к подбородку, в левой руке зажат наполовину пустой пузырек из походной аптечки. Его откинутая правая рука покоилась на свежем могильном холмике, словно оберегая его. Головой он уткнулся в землю у основания деревянного креста. Они достали лопату, и, выполняя желание Григора, опустили его во тьму рядом с «маленькой Гердой». Ведь именно за этим он шел сюда сквозь ночь чужой планеты.

Кесслер записал в своем дневнике: «День тринадцатый. К северу продвинулись миль на сто с небольшим. Последние два дня идем быстрее».

Около ста миль за тринадцать дней. Не густо. Неужели эти проклятые джунгли никогда не кончатся?

Кесслер разорвал пакет с пищевым концентратом, бросил его Фини, вскрыл еще один для себя и принялся медленно есть.

– Одно утешительно – если, конечно, это можно счесть утешением: после каждой еды наш груз становится чуть легче.

– А вокруг тьма-тьмущая всяких плодов и корений, – заметил Молит. – Я знаю правило номер один: не ешь того, о чем доподлинно не известно, что это съедобно. Кара за непослушание может оказаться такой ужасной, что захочешь не придумаешь. Однако рано или поздно нам придется рискнуть.

– Не кушать – умирать медленно, – изрек Малыш Ку. – Кушать что нельзя – умирать быстро.

– Да ты, приятель, еще мечтать будешь, как бы быстрей подохнуть, – не уступал Молит. – Вот на кое-каких планетах есть плоды с виду сочные, вкусные, а съешь, и тебя так скрутит, что пятки под мышками застрянут.

– Покойнику в такой позе нужна могила покороче, – включился в разговор Сэмми Файнстоун. – Работы почти вдвое меньше. Такую смерть можно считать экономически выгодной.

Молит внимательно посмотрел на него.

– А я готов был об заклад побиться, что шутки от тебя сейчас не услышишь, хоть мрачной, хоть какой.

– Почему?

– Да мне думалось, что к этому времени ты или превратишься в комок нервов, или уже давно помрешь.

– А я и вправду один сплошной комок нервов, – сказал Сэмми. – Сил хватает только на то, чтобы за жизнь цепляться.

– Молодец! – похвалил его Молит. – Продолжай за нее цепляться – глядишь, и выкарабкаешься.

Кесслер раздраженно подергал свою успевшую отрасти густую бороду и сказал, обращаясь к Сэмми:

– Не думайте, что вам одному приходится постоянно тащить самого себя за волосы. Каждый из нас занимается тем же. – Он, не глядя, нашел рукой голову пса и потрепал его за уши. – Разве что за исключением Фини.

Услышав свое имя, Фини завилял обрубком хвоста.

– Ума не приложу, как ему удается вовремя обнаруживать эти ямы-ловушки, ну, вроде той, в которую упал Саймс. Он уже четыре раза предупреждал нас об опасности. Если б не он, еще кто-нибудь мог провалиться в такой колодец и стать пищей для этого красного… уж не знаю, как его и назвать.

Кесслер молча почесал Фини за ушами, погладил его по лохматой спине. И погрузился в раздумье. К этому дню число людей в отряде уменьшилось вдвое. Оставшиеся в живых глубоко переживали смерть каждого, как поистине невосполнимую утрату. Чуть погодя он встал, сознавая, что бесполезно усугублять вчерашнее горе размышлениями о бедах грядущих. Чему быть, того не миновать, хотят они этого или нет.