Сергей Шведов - Рай для негодяев

– Видишь ли, Феликс, десантники – это цвет фигирийской нации и опора ее старейшин. Если их число сократиться до критической отметки, то патрициям придется несладко. Им просто не удержать в повиновении, как простых поселян, так и многочисленных рабов. Но спасти десантников и бросить без помощи гребцов, им никто не позволит. Думаю, лобызать старейшины нас не будут, но выкуп заплатят без споров.

– Похоже на правду, – поддержал Соломона Свен Лумквист. – Островитяне потеряли убитыми двести с лишним человек в войне с нами. Для общины в десять тысяч человек, это ощутимая потеря. Поэтому они сделают все от них зависящее, чтобы вернуть полтысячи уцелевших.

– Подождите, – подхватился Агроном. – Еще недавно речь шла о четырех сотнях. Я уже рассчитал пайки.

– Придется пересчитать, – пожал плечами Лумквист. – Ты лучше подумай, как мы будем их использовать все эти две недели.

– Десантники пусть восстанавливают пристань, – предложил Кузнец. – А гребцов, они к работе более привычные, я бы задействовал на вырубке гинкгового леса перед фортом Лавальер. Ты же собирался, Свен, расчистить территорию до самого Ирокеза, вот и расчищайте. А бревна можно пустить на строительство укреплений перед долиной Амазонок.

– А кто эти бревна туда перетащит? – покачал головой Агроном.

– Вездеход, – спокойно отозвался Свен. – Трос у меня есть. Горючего пока хватит. Грех не воспользоваться такой оказией. Да и амазонкам будет что предъявить. А то они на нас здорово обижены.

– Решено, – кивнул Буров. – Что у нас с оружием?

– Автоматических винтовок собрано триста восемьдесят штук. Патронов к ним шестьдесят тысяч штук. Карабинов взято пока тридцать, но надо учесть, что большая их часть покоится на дне Делавара. Так же как и патроны к ним. Однако имеются добровольцы, готовые за ними нырять. Мы договорились, что половину патронов они берут себе, половину отдают мне. То же самое с карабинами. Об орудиях и пулеметах вам лучше расскажет Кузнец.

– Одно орудие восстановлению не подлежит. Его разнесло при взрыве. Снаряды в ящиках почему-то не сдетонировали. Вторую пушку отбросило взрывом в реку. Ее уже достали. Она практически не пострадала и уже сейчас готова к стрельбе. А про третью сорокопятку тебе доложит Калина.

– У орудия заклинило затвор, – поднялся с подоконника лейтенант. – За день мы его разберем, почистим и соберем. К пушке имеется боезапас в пятьдесят снарядов. Мы просим коллегию оставить орудие и боезапас в форте Щербака.

– Присоединяюсь к просьбе, – отозвался со своего места Десантник, ныне отвечающий за оборону обеих долин. – Место там опасное, а форт еще предстоит восстановить.

– Ну что же, – сказал Феликс, вставая. – Вучко, Когану и Ривьере я желаю доброго пути, а всем остальным хорошей работы.

Возвращение Соломона Когана с далекого острова получилось далеко не таким торжественным, как он ожидал. Караван, состоящий из двадцати торговых судов, остановили напротив форта Щербака и тщательно обыскали. Островитяне отнеслись к бесцеремонному поведению хозяев с пониманием. Во-первых, потому, что это были мирные люди, чьи суда мобилизовали по приказу Совета старейшин отнюдь не для войны, а во-вторых, вид вездехода и пушки мог отбить охоту к действиям даже у предприимчивого человека. И хотя Шнобель клятвенно заверял, что оружия на борту фигирийских посудин нет, упрямый лейтенант Калинин упорно искал запрещенный груз, пугая своим воинственным видом мирных гребцов.

– Военная косточка, – обернулся Соломон к Фридриху Манну, уныло стоящему на носу галеры. – Не то что ваш чумовой адмирал.

Калина, наконец, сжалился над утомленными долгим переходом людьми и животными и дал добро на проход каравана к пристани, восстановленной нешуточными усилиями старательных островитян. Хитроумный Агроном воспользовался счастливой оказией и расширил пристань в полтора раза, что позволило встать под разгрузку не только галере, но и следующей за ней ладье.

– Коней берегите! – надрывался с кормы галеры Фермер. – Голову оторву!

Три жеребца и семь кобыл были гордостью Джанни Ривьеры, выбиравшего их с такой тщательностью, словно он собирался взять все призы на арнаутском ипподроме. Соломон за это время дважды едва не упал в обморок от чудовищной жары и вони, но Фермеру на Шнобеля было наплевать. Он оказался в своей стихии и набрасывался коршуном на каждую скотину, которую вели ему островитяне. Тридцать коров и пять быков, надевших Соломону за неделю плавания своим дурацким мычанием, он выбирал два дня, забраковав при этом полтора десятка животных. Сто свиней, правда, прошли на ура. Зато блеяние овец едва не свело впечатлительного Шнобеля с ума. Овец Фермер прихватил с острова аж две сотни. Плюс полсотни коз, поражавшей глаз своей грацией. Но больше всего досадили Соломону верблюды и ламы, которых всего-то прихватили полтора десятка, первые в буквальном смысле наплевали на посла, вторые забрызгали его мочой. Что касается птиц, то Шнобель, измученный торгом, даже не стал на них смотреть, а уж тем более пересчитывать. Он нисколько не сомневался, что Фермер выбьет у несчастных старейшин все до последней головы.