Вольфганг Хольбайн - Спящая армия

– Вы хотите назад в Европу?

Стоун кивнул.

– Что-нибудь этому мешает?

– Я бы не советовал этого делать, – сказал Люцифер. – Вы, вероятно, чувствуете себя в полной силе. Но пройдет еще какое-то время, пока вы сможете хорошо владеть новым телом. Могут возникнуть осложнения.

Стоун с преувеличенной веселостью показал на коллекцию странной аппаратуры возле стола.

– Но ты мне только что доказал – со мной не может ничего случиться, друг мой, – сказал он и добавил, затаившись: – Я предполагаю, вы можете повторить это в любой момент?

Люцифер не ответил, чем усилил подозрения Стоуна. Возможно, они уже все знают. Возможно, Люцифер был здесь вовсе не для того, чтобы передать Стоуну командование городом и всей планетой, а чтобы шпионить за ним. Дэниель только потом понял, как абсурдна эта мысль: если бы они знали, что он сделал, то знали бы все.

Стоун подошел к двери, еще раз остановился и надолго задержал взгляд на аппаратуре у стола.

– Странное чувство, – пробормотал он таким тоном, как будто разговаривал сам с собой.

Люцифер с вопросом посмотрел на командира, но молчания не нарушил, а сам Стоун через секунду добавил:

– Все это как-то жутковато. Можешь себе представить?

– Боюсь, что нет.

Стоун показал на гигантский экран.

– Все когда-то пережитое мною, вся моя жизнь записана там внутри. Это ведь так, да?

Люцифер кивнул.

– Я мог бы подойти туда и еще раз взглянуть на свою жизнь, – пробормотал Стоун. Он сделал вид, что бездумно смотрит на замысловатые приборы, но краем глаза наблюдал за Люцифером. – Могу я подойти и еще раз все посмотреть?

– Теоретически – да, – ответил Люцифер. Стоун с недоумением взглянул на него.

– А практически?

– Доступ к этим данным разрешен только инспекторам.

Стоуну стоило большого труда скрыть свое замешательство.

– Ты имеешь в виду, – сказал он с притворным удивлением, – даже я сам не могу взглянуть на них?

– Нет.

– Но почему? – удивился Стоун и тихо засмеялся.

– Основания для подобного приказа мне не известны, – ответил Люцифер. – И такое желание еще ни у кого не возникало.

Стоун неуверенно улыбнулся.

– Может быть, даже хорошо позабыть какие-то эпизоды, правда?

Люцифер посмотрел на него своими невыразительными глазами, Стоун отвернулся и открыл дверь.

– Пошли, – сказал он. – Я хочу вернуться в Европу сейчас же. Постарайся установить трансмиттерную связь.

Люцифер подчинился, но Стоун чувствовал его нерешительность. Дэниель остановился и снова вопросительно посмотрел на муравья.

– Что еще?

– Я настоятельно не советую сейчас туда возвращаться, – сказал Люцифер после явной заминки. – Положение очень серьезное. Возможно, предстоит бросок.

Стоун замер.

– Уже сейчас? Но еще слишком рано.

– События развиваются очень быстро, – продолжал Люцифер. – Пришлось созвать нескольких инспекторов, чтобы обсудить создавшееся положение и принять решение, что делать.

– Но это невозможно, – протестовал Стоун. – Мы впервые за пятьдесят лет пребывания здесь…

– Конечно, подобное – редкость, – перебил его Люцифер, – но такое уже случалось. Исконные жизненные формы здешнего мира обладают необыкновенной жизнестойкостью.

– Вы можете приостановить подготовку? – встревоженно спросил Стоун.

– Не знаю, – ответил Люцифер, – критическая граница достигнута, но еще не пройдена. Инспекторы делают все, что могут. Окончательное решение следует ожидать по истечении пяти-шести дней.

– Пять-шесть дней…

Взгляд Стоуна против его воли устремился к закрытой двери позади Люцифера, двери в комнату, в которой он пришел в себя. Где-то там внутри хранятся все его воспоминания, все его большие и маленькие секреты, и тот проклятый момент, который может стоить ему жизни.

Но, может, у него еще есть шанс, слабая надежда. Одна только мысль о риске, на который придется пойти, доставила почти физическую боль. Он сравнил бы себя с человеком, оказавшимся на горящем корабле и не умеющим плавать.

Если бы она не была уверена в обратном, то поклялась бы, что мужчина мертв. Он сидел прямо, как одеревенелый, на краю узкой койки, составлявшей единственное убранство комнатки по ту сторону стеклянной перегородки. В его глазах была та же пустота, что и у джередов, но не теплилось такое же глубоко скрытое тайное знание. Грудь его поднималась и опускалась в ритме тяжелого размеренного дыхания.

– Это… страшно, – прошептала Черити.