Мария Симонова - Диагноз – бессмертие. Одержимые бессмертием

Гор как раз покидал кабинет, и ему пришлось обходить Мягкова, шагнувшего с той стороны навстречу. Предположения инспектора подтверждались — не успел еще он выйти за порог, как Левински вызвал к себе своего начкара.

Значит, предстоит нагрузить ребят. И самому есть над чем поработать: думать, сопоставлять, анализировать. И ждать очередного хода Бессона. Все–таки Бессон. Он же — Ричард Край, член незабвенной Гильдии убийц. Выходит, что и Клавдий уже протянул лапу к бессмертию? Без сомнения — да. Но значит ли это так же, что он уже заполучил аппарат? Будем надеяться что нет — Край пока еще жив и действует отчаянно. И за ним, вероятно, стоит кто–то другой — тот, кто имел доступ к архивам Левински.

Прав был Каменский. Молодец. Хоть и не узнал Бессона в «Амбассадоре». Да его бы тогда и родная мама не узнала! Чего же требовать от молодого опера.

В том, что Константин Бессон еще даст о себе знать, инспектор по особо важным делам Гор не сомневался ни минуты.

— Составь мне психотип этого двойника, собери о нем всю возможную информацию! — говорил в это время Левински Бычаре. — В газетах, в записях новостей, где хочешь, но сегодня же, сейчас! Это кто–то из пропавших охранников четвертого уровня. Пускай аналитики сопоставят и выяснят, кто именно. И его сопровождающих тоже пускай проверят.

— Но, босс, я не ручаюсь…

— Что? Не ручаешься? А где эта хитрая сволочь Грабер? Даже не догадываешься? А что ты вообще знаешь? На кой хрен я тебя держу?!!

Проснувшись утром следующего дня с непонятно откуда взявшимся ощущением похмелья (похмелье — это когда вчера было хорошо–о–о!), ронин первым делом отправился на поиски ванной. С этой задачей он справился довольно быстро — благо ванных комнат в доме было… М–м–да. Словом — не одна и не две. Совершив омовение — иначе в таком мраморном зале, как здешняя ванная, этот ритуал назвать было бы просто грешно, — и побрившись, он пошел искать Жен, Грабера, вообще кого–нибудь.

Скоро ронин пришел к выводу, что можно снова обрасти щетиной, пока кого–нибудь отыщешь в этих «Багряных долах». Если заранее не договорился о встрече. Так оно, наверное, и было бы, не догадайся он минут через десять бесплодных поисков выйти в сад.

Жен сидела у бассейна — в том же белом платье, но без украшений и без головной повязки, — влажные волосы зачесаны назад. Купалась?.. Ронин пожалел, что долго бродил и поздно вышел. Хотя вряд ли — для купания ей пришлось бы обнажиться при свидетеле противоположного пола: рядом в шезлонге покоился не кто иной, как старый хрыч, — впрочем, по своему обыкновению, с закрытыми глазами.

Жен подняла голову — на ее губах играла улыбка. «Когда я в последний раз видел ее улыбающейся? Кажется, еще до всего — в прошлой жизни…»

— С добрым утром… Костя. Или Гарри? Как тебя теперь прикажешь называть?..

Ронин ответил не сразу — просто чуть–чуть выпал из реальности: Жен казалась чудом сохранившейся частичкой сна — недолговечным утренним фантомом. От воды по лицу скользили солнечные блики. Казалось, стоит оторвать от нее взгляд — и она исчезнет, растворится без остатка в прозрачном утреннем золоте.

? Не уверен, но… — Ронин провел пальцами по подбородку. Тоже улыбнулся, причем искренне — впервые за черт знает сколько дней. — На кого я сейчас больше похож?.. — Вообще–то он видел себя в зеркале, когда брился, и теперь впервые испытывал неловкость оттого, что лишен своего настоящего лица: маска сошла не полностью — надбровные дуги, скулы пока оставались слепком с Левински, хотя остальное уже было его собственное. Пристально поглядев на этот «гибрид», Жен сказала тихо — Ты уже немножко похож на Дика. — И обернулась к профессору: — Мартинус («Мартинус? Хрыч?..» разрешите представить вам…

— А–а, парень… Я тебя знаю, — произнес профессор, криво улыбаясь. — Ты — Билл.

Жен взглянула на ронина, удивленно приподняв бровь.

— Нам надо поговорить, профессор. — Дискуссию об имени ронин предпочел бы закруглить. Жен усмехнулась, но глаза ее стали грустными, погасли.

— Ну что ж, Билл… Я как врач даю тебе разрешение на беседу с пациентом. Но недолго — не больше пяти минут. И не рекомендую сильно его волновать.

Она встала и пошла в дом. Ронин, подавив тревожное чувство («Что–то ускользает — что?.. Неважно. Сейчас главное — дело, все остальное прочь»), уселся на ее место рядом со стариком. Глубоко вздохнул:

— Не будем вспоминать, что было, профессор, — вам это противопоказано. Наше теперешнее положение Жен вам, наверное, уже в общих чертах описала. Если нет, то об этом тоже потом. У меня к вам вопрос чисто профессионального плана: существует ли в вашем аппарате некая основная деталь под условным названием… скажем так, «сердечник»?