Мария Симонова - Диагноз – бессмертие. Одержимые бессмертием

— Ну что ж. Сойдет для сельской местности. Тем более что скоро мы там и окажемся. Жен, позволь тебе представить. Господин Грабер, наш партнер и попутчик. А также спонсор, не правда ли? Господин Грабер, это Женевьева, наш врач и, возможно, как бы заложник в случае проблем с властями. Господин Рунге пока вне игры, но тоже член нашей команды.

Формальности соблюдены, значит, можно отправляться.

Время плелось голодным бродягой. Пару часов убили на перемещение по городу с одной фешенебельной окраины на противоположную и обед в уютном ресторанчике.

Жен сидела нахохлившись, словно озябшая птица на проводах, Грабер пытался несколько раз завести разговор про аппаратуру, но ронин на контакты не шел. Мрачно помалкивал. Наконец припарковался возле коммутатора и зашел в прозрачную кабинку. С «Феррари» глаз не спускал, а уехать они не смогут — доступ к запуску двигателя контролируется с его личного коминса. Набрал номер Григория, еще не зная, что ему сказать. Пока главное — найти укромное место и грузовой флаер, желательно новый. Может, Григорий в этом окажет услугу. Последнюю. Внепогодник они могли купить и сами, но бокс на два флаера все равно необходим. Кровь из носу.

Коммутатор не отвечал долго, очень долго, и ронин уже был готов отсоединить определитель от порта, когда наушник ожил: «Да, слушаю?..» — и одновременно зажглась красная лампочка определителя. Номер подконтролем! Ходу!

Ронин выскочил из будки, не забыв предварительно опрыскать все внутри дезодорантом «Кайенна». Три с половиной года строгого режима за ношение, между прочим. Но ферментную экспертизу сбивает с толку напрочь. Григория, видимо, вычислили. А значит, вот–вот здесь будут патрульные машины, сколько там надо времени на дешифрацию адреса абонента? Десять се кунд? Тридцать? Не больше. И еще тридцать на передачу команды ближайшему из патрульных. Через три минуты район вызова начнут перекрывать. Ходу! Но не торопясь.

Внутренний счетчик отсчитывал уже не секунды — доли секунд. Тик–тик–тик. Мигнуло, исчезая, защитное поле. Шесть, семь: команда автопилоту — восемь. Старт, и сразу на нижние уровни — девять, десять! Вроде успеваем. Но Григорий… Саша… Черт! Проклятая жизнь! Проклятый Клавдий! Проклятый ублюдок Левински! Один, .два, три: второй десяток секунд пошел. Не гони! Спокойно. Успеем, уйдем. Грабер даже ничего заподозрил. Жен тем более.

— Ну что? — Это Грабер.

— Пока туда нельзя. Нужно ждать. — Третий десяток секунд рассыпался воробьями. Ушли. Успели.

— А где это место?

— А где «сердечник»?

Заткнулся, и это правильно. Нечего разевать рот, если ничего приятного сказать не можешь.

Флаер выруливает на Садовое. Ронин вписался аккуратно в поток спешащих машин и передал управление автопилоту — скорость сорок, время движения — тридцать минут. Достал сигарету «Capitan Black». Затянулся. Инстинкт заставлял нервы гудеть натянутыми струнами. Нервы, нервы, мать их. Григория взяли! А может, это просто паника? Не похоже. Но возвращаться проверять не стоит.

Болит голова — что–то не так, что–то разладилось в организме. Как не вовремя. А все чертово напряжение. Ронин чувствовал, как растерянность разливается по всему телу, накрывает сознание… Ронин. Это предательство. Ронин. Это измена. Ронин. Это смерть. Изменники не выживают. Они извергнуты. Они вне клана, Парии не могут быть вне клана. Для них это — смерть. В родном мире. В метрополии это тоже часто смерть. Такова уж их специфика, такие профессии им достаются, где любой сбой, любая неполадка в организме — тоже чаще всего смерть. Или безумие. Ронин. Это безумие.

Бороться! Это возможно! Возможно.

Он сжал зубы.

Безумие — это тоже смерть. Смерть… Она повсюду. Она вокруг. Она даже внутри нашего мирка, ограниченного корпусом внепогодника и колпаком силового поля. Если Грабер учует слабость, он решится на убийство. Смерть… Она повсюду!

Ронин еле сдерживал стон, чувствуя, как рвется на части сознание.

Жить! Жить! Жить! Темная, древняя волна захлестнула его изнутри.

Расслабиться. Подчиниться. Или захлестнет навсегда. Подчиниться.

Жить. Жить. Жить. Не бороться, сама вынесет. Вынесет…

— Константин, я… Мне надо выйти… — Жен окликала его уже не в первый раз. — Костя!

Ронин перевел взгляд на нее — смутно–белое пятно, рассыпавшиеся волосы, тревожный, болезненный взгляд. Жен. Смотрит. Говорит. И Грабер смотрит.

— Хорошо. — Он принял управление машиной. —

Хорошо.

— Вон там бар, — пробубнил Грабер. Не–ет. Бар нам не подойдет. И ресторан не подойдет. И казино. Это все увеселения. Это значит Гильдия. Или внешники. Или то и другое сразу. Какой–нибудь бармен, вышибала, швейцар. Если они не автоматы. Да и то везде можно оставить приметы разыскиваемых. Таких, как мы. Потерпи, девочка, немного. Нам бы магазин, гастроном–супермаркет с автоматикой на все с сто. И чтоб народу побольше. Подожди. Вот он. Припарковался. Разблокировал двери, окидывая взглядом улицу. Вроде никого. Ни один экипаж не свернул следом, не стал парковаться неподалеку. О'кей. Нажал кнопку — дверь поднялась и втянулась в корпус флаера