Мария Симонова - Диагноз – бессмертие. Одержимые бессмертием

За сравнительно небольшой отрезок времени моей возни с министром в холле остался только один человек, стоящий на своих ногах. Остальные валялись окрест него в полном беспорядке. С бдительной охраной было покончено. Если кто–то из них и выжил, то он очень тщательно это скрывал: Хирург замер посреди зала в полной неподвижности, как будто очень внимательно к чему–то прислушиваясь. Я заметил, что его руки, державшие лучевик, были в крови по локоть.

Тут позади него с пола приподнялся недобитый халдей, вскидывая пушку. Пока я переводил в его направлении свой ствол, произошло следующее: халдей успел выстрелить, но в Хирурга не попал, потому что тот в это мгновение шатнулся в сторону и ответным разрядом на развороте уткнул его обратно лбом в пол.

Уж не знаю, как это Вася ухитрялся так метко стрелять, имея в этом деле сравнительно небольшой опыт. Скорее всего его меткость была природной и брала начало в концентрации того уровня, когда не имеет принципиального значения, каким способом ты наносишь врагу удар; существует лишь задача – поразить цель или энное количество целей, и орудие – собственное тело либо лазерный разряд. Что же касается Васиного прозвища – его происхождение я понял в то короткое мгновение, когда перед броском к министру успел кинуть беглый взгляд в открывшийся лифт. Даже я с моим очень высоким порогом восприятия зрелищ разного рода смерти не взялся бы описать, что представляли собой пятеро вооруженных натренированных бойцов, тоже парий, кстати, и тоже здешних, оказавшихся в запертом пространстве с одним безоружным человеком. Не знаю, доехали ли они до нужного уровня, но из лифта там уже точно никто из них не вышел.

Теперь необходимо было действовать как можно быстрее, используя только что выигранное преимущество.

Я поднялся с совершенно обалдевшего министра, взял его за пиджак и рывком поставил на ноги. Сказал на всякий случай Хирургу:

– Этот нам нужен.

Он только кивнул. В это время из навала тел у стены донесся приглушенный голос:

– Вась! Не стреляй. Это я. – Из–под тел выбрался Еж и, неловко перекатившись, поднялся на ноги: руки у него были по–прежнему скованы.

Все это я фиксировал уже мимоходом, ставя Наплекова в наиболее удобное положение для обозрения камеры. Затем сказал, вставив ему для убедительности ствол в ухо:

– Надеюсь, вы уже успели оценить ситуацию. Советую не принимать поспешных решений. Мы сейчас направляемся в изолятор, как раньше планировалось. Предупреждаю, если на нашем пути возникнут препятствия, то первой жертвой будет вот он. – Я довольно сильно ткнул Наплекова стволом в подбородок – не со зла, а просто до конца отрабатывая наилучшую модель воздействия на психику охраны в ситуации «взятие заложника».

Затем я пальнул в камеру – больше для порядка, – она расплавилась, а я обратился к Наплекову:

– Показывай, где тут у вас лестница. Быстро! – Он растерянно глянул в сторону лифта, по–прежнему открытого; вряд ли ему доводилось до сих пор пользоваться в своем Управлении лестницами, но кровавый форшмак в лифте заставил его мозги шевелиться быстрее: министр двинулся направо, чуть пошатнулся, минуя лифт, но я его надежно схватил под локоть. И, кстати, оплавил разрядом кнопочный пульт внутри кабины – это на всякий случай, чтобы не очень–то тут разъезжали во время нашей акции. Скомандовал ребятам: – За мной!

В ответ сзади позвали жалобно:

– Дик!

Я обернулся: Еж просительно глядел на меня, остановившись над «Дезерт Иглом», не в силах его поднять из–за скованных назад рук. Я достал дестабилизатор из нагрудного кармашка, куда машинально его сунул, протянул руку в сторону Ежа и сдавил цилиндрик. Убедившись, что Еж свободен и поднимает оружие, я было двинулся дальше, как вдруг позади раздался еще один хрипловатый зов старческим фальцетом:

– Подождите! Не стреляйте! Это я!.. Я… Свой! – У левой стены происходило копошение: там из–под тел выбирался старый пират, про которого я не то чтобы забыл, а просто автоматически уже отнес его в список случайных жертв операции. Но старый перец оказался мало того что жив, да еще был свободен от оков – очевидно, он «расковался» уже при первом импульсе, однако не подал тогда виду. Хитер ветеран!

Хирург взглянул на меня вопросительно. Ветеран, в отличие от министра, нам на операции был абсолютно не нужен, но я отрицательно качнул головой – пускай, мол, живет. Не мочить же ни в чем не повинного старичка, к тому же и впрямь «своего» в какой–то мере. Примета плохая.