Елена Семёнова - Собирали злато, да черепками богаты

Раздеваться не было сил. Ася лежала на кровати, неотрывно глядя на большой образ Спасителя, стоявший в углу. Угол тот был весьма искусно украшен резьбой, словно кружевом. Зеленоватая лампадка светло горела перед ликом, как-то утешно смотрящим на Асю. Тяжело подняв руку, она перекрестилась, прошептала, как ещё в детстве учила мать:

– Милосердия двери отверзи мне, благословенная Богородица!

На душе стало легче, словно дальняя дорога помогла растрясти этот тяжкий ком, собравшийся в ней. Да и места, чудные места окрестные, в самом деле, целебными были. Эта тишь и светлая, неяркая, подлинно русская, чуждая броскости, красота калужских лесов, эти святые обители и особый дух этого края, наполненный славной историей прошлых веков – всё бальзамом ложилось на душу, всё воскрешало её и звало к неземным высотам. И даже тяжёлая дорога показалась не столь многотрудной. А ведь посредине пути колесо нанятой коляски увязло в колее, и Асе едва не пришлось идти пешком. И пришлось бы, если б Василь Васильич вместе с мужичком-возницей не сумели вытянуть «экипаж». Срубили в лесу хороший сук, сунули под колесо, налегли на него и – приподняли, вытянули… Мужичок попался разговорчивый. Всю дорогу сказывал легенды о Козельске, о святой княгиньке его, о старцах Оптинских, о чудесах разных…

– Ты, барынька, вижу я, хворая. А ты не кручинься! Бог не без милости, а у нас тут и расслабленные ходить начинали, и слепые прозревали.

Хорошо говорил мужичок, словно сказку сказывал, напевно… Даже задремала Ася ненадолго под его говор. Да и теперь, вспоминая события уходящего дня, не заметила, как уснула, так и не сняв с себя дорожного платья.

– Вот тебе, брат, депеша от твоей супруги. Из рук в руки, лучше всякой почты! – Василь Васильич Романенко протянул Вигелю конверт и по-барски развалился в кресле.

– Не знаю, Вася, как и благодарить тебя, – ответил Пётр Андреич, торопливо вскрывая конверт.

– Не оскорбляй меня благодарностью, – насупился Романенко. – За такое не благодарят. Неужели же я мог допустить, чтобы она одна ехала? Разве она мне чужая? Ты не переживай. Я, прежде чем уехать, был у неё. Устроилась слава Богу. Маша Каринская приглядывает за ней. Бодра, весела. Даже как будто поздоровела. Да это и неудивительно! Благодатное место, друг ты мой! Три дня там прожил – как заново народился. Знаешь, ностальгия нашла. По быту сельскому, по земле… Ты знаешь, как это чудно ходить по земле, а не по мостовым? Ведь от земли, брат, сила идёт. Не зря в наших былинах богатыри, чтобы сил набраться, грудью к ней приникали. А я давеча тоже приник. Распластался, знаешь… И всем существом ощутил, как питает меня земля. Словно мать молоком… Забываем мы об этом. Земля существо живое… Земля – мать, Бог – отец… А у нас родителей сплошь помнить не хотят. Болтаются, как дети блудные…

– Ты прав, наше общество сегодня охватывает какое-то всемирное сиротство, – отозвался Вигель, складывая письмо. – Николай Степанович будет очень рад вестям от неё. Камень с души, честное слово…

– А я, знаешь ли, решил: выйду в отставку и уеду в деревню. Решительно решил. Бесповоротно. Тянет меня туда… Как в дом родной. Тебе того не понять…

– Отчего же?

– Ты на земле не жил. Ты, брат, человек городской до мозга костей. Интеллигент. А я мужик, поповский сын. У меня нутро – мужичье. А мужика, сколько б ни прожил он в городе, чем бы ни занимался, завсегда к земле тянет. Связан он с нею невидимой нитью, – Романенко поднялся. – Ну, бывай теперь! Я уж и без того отпуск сам себе продлил внаглую, пора и послужить, пока ещё за абшид не вывели.

У дверей Василь Васильич остановился:

– Чуть не забыл! Ты читал сегодня газеты?

– Нет, не успел ещё. А что там?

– Помер журналист Замоскворецкий.

– Как помер?

– Крепко помер. Нашли в собственной квартире уже холодного.

– То-то он за комментарием не пожаловал…

– Да… А казалось, что этот, прости Господи, клоп вечен. Земля ему пухом…

– Вечного нет ничего.

– Иногда меня это не огорчает.

Даже не камень, а поистине гора свалилась с плеч Петра Андреевича, когда прочитал он письмо Аси. Великим облегченьем было знать, что она в безопасности, благополучна и покойна, окружена заботой. И, конечно, он не станет нарушать её воли и пытаться вернуть её, пока сама она не пожелает вернуться. Вместе с Асиным письмом в конверте была и короткая записка от Маши, заверявшей Вигеля, что с его женой всё хорошо, и что она, Маша, и другие сёстры позаботятся о ней.