Nine Princes in Amber

Мне снились тревожные сны о шабашах и оборотнях. Я спал, а над головой всходила полная луна.

At the crack of dawn I did the same. Jopin was still sleeping, which was good, because I don't really like to say good-by, and I had a funny feeling that I would never see him again.

I climbed the tower to the room that housed the big light, spyglass at my side. I moved to the window facing the shore and focused on the valley.

Я поднялся вместе с солнцем. Жупен еще спал, и я был этому рад, потому что мне не хотелось устраивать никаких особых прощаний, и у меня было странно тревожное ощущение, что вижу его в последний раз.

Я взобрался на башню, в комнату, где горел маяк, захватив с собой подзорную трубу. Я подошел к окну, выходящему на берег, и стал смотреть на долину.

There was a mist hanging above the wood. It was a cold, gray, wet-looking thing that clung to the tops of the small, gnarly trees. The trees were dark, and their branches twisted together like the fingers of wrestling hands. Dark things darted among them, and from the patterns of their fight I knew they were not birds. Bats. probably. There was something evil present in that great wood, I knew, and then I recognized it. It was myself.

Над лесом висел туман. Холодный, серый, мокрый туман, который, казалось, прилипал к вершинам низкорослых деревьев. Черных деревьев, ветви которых скрючились и переплелись, как пальцы паралитика. Среди них мелькали странные черные животные, и по их внешнему виду я понял, что это были не птицы. Может быть, летучие мыши. Какое-то недоброе присутствие ощущалось в этом великом лесу, чья-то злая воля, и неожиданно я понял, что это. Я сам.

I had done this thing with my curse. I had transformed the peaceful Valley of Garnath into what it now represented: it was a symbol of my hate for Eric and for all those others who had stood by and let him get away with his power grab, let him blind me. I didn't like the looks of that forest, and as I stared at it I realized how my hate had objeetified itself. I knew it because it was a part of me. Все это создал я сам, своим проклятьем я переродил мирную Гарнатскую Долину в то, что она сейчас собой представляла: это был символ моей ненависти, зла на Эрика и всех тех, кто сражался за него, позволил ему захватить власть, выжечь мне глаза каленым железом. Мне не нравилось, как выглядит этот лес, и когда я смотрел на него, я понял, как воплощается в жизнь моя ненависть, как выглядит исполнившееся смертное проклятье Принца. Я знал, потому что все это было частью меня.

I had created a new entranceway into the real world. Garnath was now a pathway through Shadows. Shadows dark and grim. Only the dangerous, the malicious might walk that pathway. This was the source of the things Rein had mentioned, the things that troubled Eric. Good-in a way-if they kept him occupied. But as I swung the glass, I couldn't escape the feeling that I had done a very bad thing indeed. At the time, I'd had no idea that I'd ever see the light of day's bright skies again.

Я создал новый путь в реальный мир. Гарнат сейчас стал тропинкой сквозь Отражения. Отражения мрачные и суровые. только злое, темное и дурное могло идти по этой тропе. Это и был источник тех чудовищ, о которых говорил Рейн, чудовищ, не дававших покоя Эрику. Хорошо — в определенном смысле, конечно — если эта борьба отвлечет его от всего остального. Но когда я опустил подзорную трубу, я никак не мог избавиться от чувства, что сделал что-то очень плохое. Ведь тогда я еще не знал, что когда-нибудь снова увижу солнечный свет.

Now that I did, I realized that I'd unleashed a thing that would take an awful lot of undoing. Even now, strange shapes seemed to move within that place. I had done a thing which had never been done before, not during the whole of Oberon's reign: I had opened a new way to Amber.

Но сейчас, когда зрение вернулось ко мне, и я вновь был на свободе, я понял, что выпустил из бутылки такого джинна, которого очень тяжело будет загнать обратно. Даже без трубы я видел, как странные формы ворочались в выжженном лесу. Я сделал то, чего никто и никогда не решался сделать со времен правления Оберона: открыл новый путь в Эмбер.

And I had opened it only to the worst. A day would come when the liege of Amber-whoever he might he-would be faced with the problem of closing that dreadful way. I knew this as I stared, realizing the thing to be a product of my own pain, anger, and hate. If I won out in Amber one day, I might have to cope with my own handiwork, which is always a devilish thing to attempt. I lowered the glass and sighed.

И открыл его только для плохого. Придет день, когда король Эмбера кто бы он ни был — встанет лицом к лицу с проблемой, как закрыть этот путь. Я предчувствовал все это, глядя туда, вдаль, все понимая, потому что это было моим созданием, творением моей боли, гнева и ненависти. Если когда-нибудь я выиграю битву за Эмбер, то мне придется разбираться с делом рук своих, а это всегда нелегко. Я вздохнул.

So be it, I decided. In the meantime, it would give Eric something to have insomnia over.

I grabbed a quick bite to eat, outfitted the Butterfly as rapidly as I could, hoisted some canvas, cast off, and set sail. Jopin was usually up by that hour, but maybe he didn't like good-bys either.

Ну что ж, пусть будет так. А тем временем Эрику будет чем развеять скуку.

Я быстро перекусил, снарядил «Бабочку», поднял парус, оттолкнулся от берега и сел за руль. Жупен обычно вставал в этот час, но может быть, он тоже не любитель долгих прощаний.

I headed her out to sea, knowing where I was going but not real certain how to get there. I'd be sailing through Shadow and strange waters, but it would be better than the overland route, what with my handiwork abroad in the realm.