Я сползаю с кресла и принимаюсь разбирать угол свекровкиной комнаты. Бюро – вон туда, высокий столик с маленькой столешницей – сюда, к опустевшему креслу (на этот столик тётя Дина кладёт всякие нитки-иголки, когда рукодельничает, так что в любом случае надо к одному из кресел). Половичок пока переложить, потом постелим возле сироткиной кровати. Подмести: метёлка с совком в коридоре. Сиротка наблюдает за мной, встав в дверном проёме и не предпринимая ни намёка на попытку предложить помощь. Так, теперь сама кровать. Я открываю коробку и беру инструкцию по сборке. Оригинальное решение, ни одного болта, словно в шведском конструкторе: крючки, выступы, пазы. С этим нетрудно справиться. Только вот высокая спинка – я уже тащу её из коробки – неудобно тяжёлая, из железных трубок. Ну что ж, значит, кровать устойчивей будет.
– Не удивлюсь, если ты напала на мою мать, когда она спала. С твоей скоростью и сообразительностью у тебя не было другого шанса убить её, – подаёт голос сиротка. Я чуть не роняю из рук спинку, но вовремя перехватываю её. – И руки у неё из нужного места росли, в отличие от некоторых.
Она не знает, что это её брат убил Люцию.
Она не знает!
Значит, по крайней мере один из нас имеет шанс наладить с ней отношения. Хотя… зелёные шары на голове для Кристо примерно такое же препятствие, как убийство матери для Катарины. Я не удерживаюсь от вздоха: всё как-то чертовски сложно.
У меня уже получается установить решётку кровати между спинками, когда на громыхание в комнату заглядывает свекровь и аж вскрикивает:
– С ума сошла, ты как рожать потом будешь?!
Ну, не сказать, чтобы у меня действительно от всей этой возни с железками стало хватать внизу живота или спина болеть, но цель у крика, видимо, совсем другая, и тётя Дина её достигла: в комнате мгновенно материализуется Кристо.
– Лиляна!
– А? – кротко отзываюсь я, пошатывая конструкцию для проверки.
– Отойди. Принеси мне ящик с инструментами.
– Да тут болтов нет.
– Тогда просто отойди. Чаю попей. Накорми ребёнка.
С мрачным видом Кристо берёт инструкцию и разглядывает. Надо бы запомнить этот способ отвлекать мужа от споров на слишком уж острые темы. Я нарочито потираю поясницу и вздыхаю. Он становится ещё мрачнее и тянет из коробки раму для занавески. Ну… полчаса-час покоя у нас есть. Я ухожу на кухню, включать чайник. «Ребёнок» не заставляет себя ждать; отвернувшись от кухонного стола, я обнаруживаю её развалившейся на моём любимом стуле.
– Ты пьёшь чай или кофе?
– Кровь. Как и ты.
Малолетка решила повыпендриваться. Что бы она понимала в крови – неинициированная…
– Я не пью кровь. Я её жарю.
– Зря. В этом есть что-то от бульона из кубика и молока из порошка, не находишь?
– Чай или кофе?
– Шоколад есть?
– Нет.
– Тогда кофе. Со сливками и сахаром.
Я непроизвольно морщусь: вдруг стало неприятно, что она пьёт кофе точно так же, как я. Жестяная банка с заварным кофе – на кухонном столе. Сливки, масло и ежевичный джем – в холодильнике. Чашки и тарелка с печеньем – в шкафчике наверху; мне приходится встать на цыпочки, чтобы достать их.
– Ну ты и коротышка, – комментирует Катарина Рац. Я ставлю чашку и печенье перед девчонкой, глядя ей прямо в глаза. Когда-то мне это помогало укрощать нахалов, но на сиротку мой взгляд не производит ни малейшего впечатления. Она спокойно, не опуская глаз, берёт одно печенье и принимается намазывать его маслом. Я обрываю игру в гляделки, поворачиваясь к кухонному столу за банкой с кофе и чайной ложкой.
– Не думай, что сможешь быть в безопасности, просто запираясь на ночь или пряча от меня хлебные ножи. Отнять твою жизнь одним ударом было бы слишком просто.
Отчего-то Катарина Рац говорит со мной на сербском языке. От кого она прячет смысл своих слов? – от тёти Дины? Но если услышит Кристо, который сербский понимает, он может запросто пересказать всё мачехе. Или я могла бы пересказать сама, например.
Я отмеряю кофе во все три выставленные на обеденный стол чашки. Добавляю сахар, даже не спрашивая, сколько обычно кладёт Катарина. Чайнику надо немножечко остыть, крутой кипяток убьёт весь аромат. Я пока что вскрываю ножницами пакет со сливками.
– Я буду отнимать твою жизнь по кусочку. День за днём. Крошечка за крошечкой. Пока однажды ты не обнаружишь, что у тебя ничего не осталось.
– Пока тебе лучше крошечку за крошечкой поднять со стола, потому что ты ешь, как маленький поросёнок. Пододвинь блюдце и не чавкай.
Читать дальше