Егор Востов - Предисловие к Полярному дневнику. Роман

– Но писала же она деду?

– Писала. Даже посылки иногда присылала, урюк там, изюм, орехи. Дары Средней Азии в общем. Да, отец пытался связи поддерживать. Слушай, а вот это вообще интересная история, – он взял Красноярский конверт. – Видишь, тут только инициалы стоят?

– Ага.

– Держал, кое-что батя за душой. Мне один раз только рассказал. В общем, на фронте завел он себе ВПЖ. Знаешь?

Витя помотал головой.

– Ну, военно-полевая жена. Сибирячка, кровь с молоком. Он так рассказывал. Она там у себя в колхозе ветеринаром работала, только-только из училища, а тут война. Вот ее и мобилизовали в санитарный батальон. Батя говорил, она немного с придурью оказалась. Так из себя рослая, статная, хоть картины пиши, а войны боялась до жути. Чуть где стрельнут, она обмирает, стоит столбом на месте, еле дышит. Куда ей раненных из под огня вытаскивать? Вот, он ее и пожалел, быстро ребеночка заделали, ну а беременную, конечно, в тыл отправили. Вот она в письмах и шифровалась. Потом только, году в сорок седьмом прислала карточку – она и пацан в школьном мундирчике. У нас тогда еще мундиры были и фуражки…

– А из фронтовых друзей деда, ты кого-нибудь знаешь? – Витя не хотел, чтобы отец ушел в сторону. Он видел, что память постепенно выдает погребенную информацию. И все еще надеялся узнать что-то более конкретное.

– Да, много кого знал. В первые годы после войны часто приезжали. А потом… Многие ведь, так и продолжили военную службу, ну и раскидали по гарнизонам. Страна, сам понимаешь, большая.

– А дед почему на службе не остался?

Отец пожал плечами.

– Точно не знаю. Помню только, раз приехал его сослуживец, уговаривал вернуться на службу. Все говорил про какой-то новый тип войск, мол, там генеральские погоны за десять лет выслужить можно. Батя ему ответил, что ему военная карьера не светит. Мол, если его личное дело к внимательному особисту попадет, так не то что генеральские, еще и капитанские погоны снимут.

– И почему же так?

– Я говорил, он особенно не распространялся. Как-то это с прошлым связано было.

– Из-за раскулаченного отца? Вроде не такое страшное пятно на биографии…

– Не знаю. Может, и еще что-то было.

Отец замолчал. Витя снова посмотрел на конверты.

– А вот из Тобольска…

– Да, там у нас основная родня и жила. Только мы не виделись никогда. Но их, думаю, найти можно.

– А это – дохлый номер? – Витя показал конверт без адреса.

– Это как раз самое простое, – сказал отец. – Видишь штемпеля? Гашение на Северном Полюсе. У нас в семье один полярник был. Дядя Сережа, брат отца.

– Родной брат?

– Да. Кстати, может как раз из-за него батя особого отдела и опасался.

– Из-за брата полярника?

– Ну, полярником он потом стал… Вообще лихой был человек. Суровый. Батя про него редко говорил, но знаешь, как будто с восхищением даже. Одно время он часто писал, а потом перестал. Мать тогда беспокоиться стала, мол, пропал человек. А батя только и сказал – его и об дорогу не убьешь. Прав был, наверное. Дядю Сережу-то еще до войны арестовали. По какой статье не спрашивай, не знаю. Но дали десятку. Он оттрубил, а потом на той же зоне, где-то в Коми что ли, вольнонаемным остался.

– Понравилось?

– Выходит так. Хотя, знаешь какая уловка у гэбэшников была, лагерь в таежной глуши стоит. Связь с «землей» раз в полгода, вездеходы провиант привозят. Вот человек освободится, а куда ему деваться, если до транспорта два-три месяца? Волей-неволей пойдешь обратно. Только я сейчас думаю, не в этом дело было. Дядя Сережа легко мог и через тайгу попереть. Ему на самом деле все равно было, что воля, что зона. И дело тут не в блатной романтике, а просто человек такой. Ему везде дом. Такой характер, что горы бы сдвинуть мог. Да, фактически, и двигал, как вспомню его истории…

– Истории? Он приезжал к нам?

– Да, раза три всего… Постой! Так ты его тоже один раз видел! Только не вспомнишь, наверное?

Витя, вдруг, почувствовал, что будто бы очутился в вакууме. Мысли исчезли, пропали звуки, а перед глазами, словно на экране, возникла картинка. Он бежит по коридору их старой квартиры, под ногами постукивают расшатавшиеся паркетины. Ему пять лет и он счастлив, потому что мама забрала его из детского сада раньше обычного, еще до тихого часа! Сказала, что у них гости. И вот, едва стянув куртку и сбросив валенки, он вбегает на кухню. Посередине, на табурете сидит большой мужчина. Вите он кажется просто огромным, лицо словно серая каменная глыба, плечи перекрывают окно. Свет бьет мужчине в спину и Витя не может разглядеть его лица. Зато он видит, что мужчина чистит яблоко. Лезвие ножа не спеша движется вокруг плода, кожура непрерывной, длинной спиралью свисает почти до пола. На кухне пахнет соленой рыбой и чем-то морозным, северным. Мужчина молча смотрит на Витю, выражение лица у него суровое, но не злое, взгляд внимательный. Витя же, едва глянул в глаза мужчине, почему-то он не может оторваться от созерцания этой длинной, всё сползающей к полу яблочной кожуры.