Егор Востов - Предисловие к Полярному дневнику. Роман

– А вообще? – вопрос прозвучал настолько наивно, что Вите стало стыдно.

– А вообще можно. Если, конечно, в голове у тебя погуще и почище, чем в тех самых коллекторах. Тут важно понять, что подсказывать тебе путь к истине никто не собирается.

Чай за время разговора успел остыть, Витя осушил чашку в два глотка. Встал и понес к раковине. Краем глаза он заметил, что на стене за холодильником висят такие же морские узлы в рамках, как и на других стенах, но одна рамка несколько больше. Витя остановился и посмотрел на нее. В рамку и за стекло был заключен свернутый петлей шелковый шнурок. Тут сомнений быть не могло. Шнурок из ночного кошмара. Также Витя не сомневался в том, что раньше он не мог видеть этот предмет. В свой первый приезд он не заходил на кухню. Разве что хозяин только сегодня его перевесил, а раньше он висел на другой стене, на втором этаже или в кабинете, вот подсознание и зацепило. Но остальные стены дома были пусты, ни картин, ни фотографий, ни репродукций… Витя стоял с чашкой в руке и смотрел на рамку.

– Что такое, Виктор? – дядя Коля смотрел на него с не меньшим интересом, чем Витя на шнурок.

– Так… Показалось кое-что… Интересная вещь.

– Да. Это чтобы помнить, – туманно сказал дядя Коля. – Не думал, что она так бросается в глаза. Что показалось-то?

Витя не собирался вот так с ходу открывать свои видения, поэтому нужно было менять тему. Он поставил чашку в раковину.

– Вы все-таки не ответили, что же изображается на этих панелях?

Дядя Коля тяжело вздохнул:

– Как бы тебе это объяснить… Это и есть своеобразная библиотека.

– Вы же говорили, что у вас на компьютере библиотека?

– Дело тут не в носителе, а в содержании. Компьютер просто заменяет бумажные книги. Суть при этом абсолютно та же. Деревянные панели будут рассказывать другую историю.

– Историю в смысле, как науку?

Дядя Коля поморщился при слове наука:

– В смысле как истину.

– Как-то замысловато. Чем вас не устраивают толстые бумажные тома. Есть ведь какие-то академические издания…

– История – самая ангажированная из всех наук. Бумажные тома всегда пишутся в определенной политической обстановке. Ты знаешь, что при СССР школьным учителем истории мог быть только член партии? Само по себе достаточно красноречиво, нет?

– Теперь-то не СССР.

– Да-да, информации полно. Открытые источники, рассекреченные архивы, – в голосе дяди Коли звучала даже не ирония, а какие-то прямо издевательские нотки. – Про альтернативщиков мы уже говорили. Повторяться нечего. Меня интересует только подлинная история. Её сохранение.

– А откуда она известна вам? – неосторожно спросил Витя.

– Я не говорил, что она мне известна, я не говорил, что она известна мне одному, я не говорил, что собираюсь делиться этими знаниями, – дядя Коля говорил подчеркнуто внятно и холодно, последние слова воспринимались как предупреждение.

Витя не хотел терять того доверительного тона, который только начал устанавливаться между ними.

– Все равно, картины на чертежах такие, что сам черт ногу сломит, – улыбнулся Витя. – Подлинная там история или чистая фантазия все равно не разберешь.

– Ты же разобрал, – вдруг сказал дядя Коля. – Думаешь, я не заметил как ты прямо впился глазами в чертежи?

– Я… да, нет… Ведь ничего не понятно…

– Так и задумано. Не владея матрицей, информацию с этих панелей не считаешь. Расслабься.

Несмотря на успокоительные слова, Витя заметил, что дядя Коля смотрит мимо него, в сторону шелкового шнурка. Ситуация каким-то чудным образом совпадала с настроением сновидения. Витя чувствовал, что на спине проступила ледяная роса.

– Ты не напрягайся, я с тобой эти разговоры веду только по одной причине, чувствую, что ты уловил нечто. Сам пока не понимаешь – что. Но может в уме у тебя просветлеет. А за тайну я не боюсь. История, даже самая обычная, из школьного учебника штука такая путанная и темная, что разобраться в ней вообще мало кому под силу. Да и нет у нас исторической памяти в принципе.

– В смысле?

– Ну ты знаешь, кем был твой дедушка?

– Так, примерно…, – ответил Витя.

– Вот именно! А про прадедушку и речь не идет. Истории собственной семьи никто не знает, за то каждый второй – геополитик. А самое главное – и узнать не старается. Им и не зачем.

Витя не понял кому «им», но и уточнять не стал.

– Реально достоверная история, как объективный процесс, доступна в лучшем случае в пределах сотни лет. А в большинстве случаев, ограничена отрезком в жизнь поколения. Да и там, мутно. История всегда должна оставаться немного в тени. Для масс, само собой.