Егор Востов - Предисловие к Полярному дневнику. Роман

– Ты знаешь, что в Древней Греции не существовало разделения на ремесло, искусство и науку? Все это называлось одним словом – техно. Это и было залогом общественного равенства. Все как заводные болванчики кричат – демократия! А какая может быть демократия, если общество принципиально разделено. Ты профессор – получай малиновые штаны. А ты пэтэушник – тебе оранжевый жилет. Не может быть никакого равенства, если одна часть общества ощущает себя чумазыми чмошниками, а другая – раздувается от сознания принадлежности к интеллектуальной элите. А им в уши льют – вы одинаковые, у вас равные права. Они смотрят друг на друга, и как ты говоришь – в окно, и понимают… Вернее, ничего не понимают. Кто посообразительнее, до того доходит, что равны они только в одном – в одинаковом бесправии. Вот тебе и расклад.

– Почему же у греков получилось, а больше ни у кого не получается?

– Ну, тут разные факторы…

– Типа другая ментальность?

Дядя Коля засмеялся:

– Ты хоть сам понимаешь, что кроется за этой фразой? Ее часто произносят, с экранов политики там, социологи и прочие знатоки. А обозначает она очень простую вещь: людям говорят – построить гармоничное, справедливое общество не получается, потому что вы стадо дебилов, и годитесь только на заготовку рогов и копыт. И это на самом деле так.

– И все-таки почему? Не могут все быть дебилами.

– Во-первых, нужно не чтобы все были дебилами, а всего лишь большинство. Потом, может тебе это покажется странным, но дебилами не рождаются, а становятся. Клинических дураков не так уж много. Поэтому дебелизм приходится воспитывать. Если тебе интересно, как это делается посмотри на программы Министерства образования… Ну, а если возвращаться к грекам, у них все получалось благодаря одному существенному факту, который упускают все современные ударники демократического строительства: в греческих полисах строго регулировалась численность населения. Они там рассчитали – стабильное общество на данной территории может быть построено при таком-то количестве участников. То есть нашли меру. Но поскольку жизнь в полисах складывалась благополучно, то численность населения росла. Вот, и когда она достигала определенного предела, часть граждан откалывалась и шла в чисто поле, строить свой новый полис.

– Получается модель-то рабочая.

– Да. Только не всем она нравилась. И параллельно существовала другая – египетское рабовладельческое общество. Мощнейшая система, к тому же стремящаяся к расширению. А в самом Египте куда расширятся? Плодородная долина Нила, а вокруг пустыня. Значит, нужно приобретать другие страны. Вот, к египтянам и приехал умница Платон, поучился и написал свое «Государство», в котором общество построено в виде пирамидки. Платона, кстати, за эти идеи чуть не убили.

– Но ведь не убили же…

– Не убили, потому что с греками тоже не так просто всё, – вздохнул дядя Коля. – Их демократия, она ведь не для всех была. В смысле демос – это не все население полисов. Это определенная группа граждан, наделенная правами иметь собственность, рабов, носить оружие, голосовать… А все остальные назывались охлос – толпа. Опять-таки управляемая масса. Фактически, демос – не народ, а административная единица, созданная для контроля над охлосом. Так что идеи Платона об общественной пирамиде не были в принципе противны грекам. Просто, время тогда еще не подошло. Да, и требовалось многое перетряхнуть, зачистить старую элиту, допустить чужих. Так просто это не делается. Но в итоге все получилось. Именно со времен Платона Греция и покатилась…

– А Египет?

– Ты не на том фокусируешься. Как страна Египет тоже давно канул, но модель осталась. А значит и ее создатели. И им – создателям, в принципе без разницы, в каких границах лежит подконтрольная территория, как она называется, на каком языке там говорят. Это похоже на подсечно-огневое сельское хозяйство. Одну рощицу подрубили, сожгли, создали плодородный слой, собрали урожай, на следующий год переместились. А как именно называлось предыдущее поле – Греция, Египет, Вавилон, и как будет называться следующее по большому счету – без разницы. Только счет тут идет не на годы, а на десятилетия и даже века. Меняются только имена и названия, а система прежняя.

– Хотите сказать, что мы до сих пор в рабовладельческом обществе живем?

– А что есть сомнения?

Витя задумался.

– Подождите, но ведь есть разница в производительном труде и рабском.