Александр Левин - Ирреальность. Сборник произведений

Демьян Холмогоров, лежал ничком на траве около обугленных трупов своих родных, вцепившись в эту самую траву руками. Он стенал, прося нового бога о том, чтоб вот эти обезображенные тела, вновь стали молодыми и здоровыми, розовощёкими и веселящимися, чтоб хоть кто-то произнес: «Милый, деда, папа!». Но новый бог не слышал, так же, как и не слышали его люди, бегающие с вёдрами к колодцу и растаскивающие головешки. Все думали об одном, как бы огонь с дома Демьяна не перекинулся на их дворы и сараи.

Его боль была невыносимой, она заглушала всё, даже его молитвы новому богу. И, вдруг, боль начала утихать, а вместе с ней появился шёпот: «Он слишком несправедлив, откажись… откажи-и-ись… тебе будет зачем жить… жить долго, ты не будешь чувствовать ни боли, ни отчаяния! Откажись… и я буду присматривать за тобой, я буду тобой… мы вместе сможем достучаться, чтоб он понял, что могущество есть не только у него, мы это ему докажем, мы ему покажем настоящую справедливость… откажись!»

Демьян сел на колени и стал раскачиваться из стороны в сторону, вознося руки к небу. Человеческие стенания, убитого горем человека, превратились в волчий вой, в завывание ветра на зимнем, занесённым снегом кладбище. И в этом звуке шелестели слова: «Отрекаюсь, я отрекаюсь от тебя! Будь ты проклят!»

Но люди, бегающие вокруг догоравшего дома, были слишком заняты своими делами, чтобы услышать это услышать. В суматохе никто и не заметил, как седовласый человек встал с колен, и хищно оглядывая пробегавших мимо него соседей, уверенной походкой направился на окраину села. Его больше не интересовали погибшие родные люди, вместе с болью ушла и любовь к ним. Ему нужны были только жертвы, только жертвами можно достичь могущества и заставить нового бога считаться с ним!

Он уже не помнил сколько лет прошло с того момента, как пламя сожгло его любовь, как переменилась его вера. Да, собственно, это и не была его вера, он позволил поселиться в своей душе другому богу. И этот другой, изголодавшийся бог, стал действовать, приносить себе жертвы и проповедовать.

Мягко и ласково, увещевая-шелестя, он порождал в людях сомненья в новом боге, возбуждая в человеке самоуверенность в себе, вытаскивая наружу звериные инстинкты. Он будил в них необузданную природную силу, зависть и ненависть, питался этой злобой, которая как паутина окутывала российские города и деревни.

Не воля бога, а «Народная воля», не собрание артели с поклоном, а русский бунт безжалостный и беспощадный. «Пустить петуха», чтоб сгорело всё и все, чтоб от удовольствия хотелось плясать. Это он, дедушка Демьян, не вызывающий подозрения, в Симбирске, мило вёл беседу с детьми инспектора народных училищ. «Да-да, всё правильно, надо всё расчистить, разрушить, для прихода истинного бога, до основания, а затем». И дети уверовали. Пожилой, опытный человек, плохому не научит. «А царь, только возомнил себя приближённым к богу. К чёрту такую веру, не нужно такое отечество! Э-э-эх, размахнись рука, раззудись плечо!» И пошло полыхать по Рассеи. Деревни, сёла, усадьбы, города.

Он ходил и питался. В самые страшные годы, когда гибли сотнями тысяч, миллионами, он молодел телом, превращаясь в восемнадцатилетнего юношу, первым врывался в сельские храмы и срывал иконы, поскрипывая кожанкой, на которой висела кобура с наганом. Иконы летели на пол, он топтал их ногами и визжал от удовольствия: «Бога нет!» Его паства с гиком и хохотом вторила ему! С улыбкой он смотрел, как мужики насиловали детей уездных учителей и врачей, ещё вчера лечивших и учивших их собственных отпрысков.

Но больше всего ему доставляло удовольствие и придавало сил, когда брат шёл на брата. Вот оно – буйство природы, её исподнее. Вместо братской любви, любовь природная! Ни печали, ни тоски, ни жалости! Красота урагана, с корнем вырывающего деревья! С КОРНЕМ!

И пришло время идолов, но не деревянных, а живых. Им поклонялись, им подносили и приносили, а главное – в них ВЕРИЛИ! И он был среди них, незаметным, всегда добродушным, не сомневавшимся в подписи под расстрельным списком. «Одобряю» или «Собаке – собачья смерть», не мог он не поставить своей подписи под этими документами, ведь свои уничтожали своих, а это так вкусно, так прекрасно пахнет – ЖЕРТВЕННОЙ КРОВЬЮ! Построить на костях индустриальный гигант или канал, это ли не жертвенный храм в честь природной, безумной силы человека, во славу него?!

А дальше, дальше ещё интересней, идолы стали пожирать друг друга, пока не остался один единственный. «Солнышко», так называли кроваво-усатое идолище. Непогрешимый «человекобог», в скромном военном френче. Ради его ухмылки и приветственного помахивания рукой на параде люди отказывались от своих детей, а дети – от родителей.