Скоро эвакуация начнется, пустого жилья будет полно. Вдруг окрик.
– Виталий, ты ли это?
Пред домной стоял, бравый старший лейтенант, танкист с орденом красной звезды на груди. Он полез обниматься. Я с трудом отстранил его.
– Ну ты медведь задавишь, не видишь нашивку за ранение ребра еще толком не срослись.
–Ну вот к нему всей душой, а он зазнался, кличкой своего бывшего командира называет.
– Сколько раз можно повторять, я Степан Берлогов, а то все Медведь, да Медведь.
– Да косолаплю я маленько, так порода у меня такая, все в роду так ходят.
Ты лучше скажи, чего понурый такой стоишь возле штаба?
–Комиссовали что ли, под чистую?
– Не совсем. Признался я.
– Сказали не нужен, танков нет, иди погуляй немного, пока их наклепают, вот и не знаю в какую сторону гулять.
– Фи проблема. Степан оглядел меня. Капитан орденоносец, герой, куда же тебя такого денешь? – Так, так те места все заняты. – Вот что, Виталий пойдешь ко мне взводным,
а там глядишь опять меня обскочишь. – Ты как Т-34 знаешь, или на легких катаешься?
Я показал на свой орден красной звезды.
– Этот, получил как раз за то, что катался на Т-34.
– Читал, уважаю. Кивнул Степан и сообщил.
– Наш мех полк, сейчас в бригаду преобразуется, до этого были в резерве ставки.
– Командир приехал назначение получать, скоро наверно выступать будем.
– Ну как, к нам согласен?
– Согласен.
– Ну тогда пошли.
Мы стояли в десяти шагах от штаба, наверное я совершал ошибку, ринувшись вслед за энергичным старшим лейтенантом. Мы шли по коридору, когда из одной двери, вышел моложавый подполковник. Берлогов тут же вытянулся, и отдал честь.
– Григорий Савович? – обратился он к подполковнику.
– Я тут нашел себе взводного, вместо Лавушкина, убывшего по болезни, бывший мой подчиненный в финскую, а теперь глядите. Степан сделал шаг в сторону, открывая меня.
Командир мех – бригады оглядел меня, и спокойно сказал.
– Свободных командных должностей, кроме командира взвода, в роте старшего лейтенанта Берлогова у меня нет, согласны?
Я кивнул. Да и что я мог сказать, в звании я вырос, а вот должность, до сих пор
значилось, командир взвода. Мы вошли опять в кабинет.
Уже на улице возле эмки, пришлось ждать. Степан хотел сесть за руль, подполковник остановил. – Сейчас подойдет назначенный к нам водитель, мне сказали геройский
парень, участвовал в боях от самой границы.
Я раскрыл рот, к нам подходил Федорчук, с двумя вещмешками, перепоясанный командирским ремнем с кобурой ТТ, врученным когда то мною.
Тот ошарашено поглядел на меня, и вместо обращения к старшему по званию, произнес.
– Товарищ капитан, и вы туточки.
Еще с месяц, нас держали в тылу, как не тяжело было на фронте.
Под Смоленском и недалеко от Киева, шли тяжелые бои.
Я знал, чем это все закончится, но молчал кто послушает, пускай даже героя Советского Союза, да меня примут за контуженого психа.
Первым делом в оборот, меня взял комиссар, формирующейся танковой бригады. Он отличался от тех политработников, которые вмешивались в решения командира полка, да он вел свою пропагандистскую работу, но как то так, без лозунгов, которые мне кажется всем осточертели. Собрав личный состав бригады, он представил меня, единственного героя Советского Союза, в их соединении и попросил рассказать о боях, в которых я участвовал. Первым делом я сказал, что дело, которое совершил, получив звание героя, под грифом секретно и больше, чем напечатано в газете я добавить не могу, единственное что нам пришлось выдержать бой, с группой диверсантов.
Потом рассказал, о ночной схватке, и уничтожении колонны противника.
Бое у Березины, подвиге сержанта Колыванова, который ценой жизни, взорвал мост не дав врагу подтянуть резервы. Упомянул младшего сержанта Федорчука, на своей полуторке, он врезался в пехоту противника, а с установленного на ней трофейного пулемета, готовившаяся к атаке немецкая рота, была рассеяна. Федорчук сидел от смущения, красный как рак.
Естественно, я не рассказал о том, как меня после боя, раненого и контуженного, избивали особисты. Такая пропаганда, была не нужна. Мне хлопали, задавали вопросы.
Последние предложение выступавшего после меня, младшего политрука, выдвинуть меня в качестве комсорга батальона привело в шок. Я вспомнил Иванишина, но тут меня спас комиссар сказавший, что я подал заявление о вступлении в партию и ЦККПСС утвердило это. Оказывается без меня – меня женили. Я вспомнил, что до войны Кропоткин подавал заявление и вот сейчас ЦИК, а непросто партийная ячейка, утвердила его . Комиссар торжественно пожимал мне руку. Я смущено, что то лепетал.
Читать дальше