Но с недавних пор все круто поменялось в ее мыслях и чувствах. Алоис стал для нее милее, чем все расписные ангелы на свете. Она часто корила себя за богохульство, просила прощения у господа за страсть, которая одолевала её по вечерам. Иногда она ощущала непонятное тоскливое чувство, неизвестное ей доселе. Иногда что-то горячее словно ворочалось внизу ее живота, когда она смотрела на него, когда он работал в церкви.
В общем и целом со стороны можно было наблюдать прекрасную молодую девушку, которую воспитали в том обычае, когда ей не дозволено пользоваться своей красотой. Местные молодые люди уверенно обходили вниманием дочь Отца Криста, отдавая приоритет более доступным девушкам, пусть и признавали в тайне, что на Ребекку иногда можно даже заглядеться.
Но не Алоис, которому было совершенно не важно мнение окружающих его людей и, который, казалось, не замечал, что над ним нависает серьезная угроза в виде ее Отца, если он хоть как-то обнаружит свои намерения.
Ребекка встала и едва дошла до комнаты отца на первом этаже. Свет почти не проникал из занавешенного окна. Бледно-желтые лучи высветили небольшой туалетный столик. На столике стояла фотография, которая всегда вызывала трепетную смесь грусти и надежды. На черно-белом снимке стояли ее отец и ее молодая мать. Невероятной красоты блондинка смотрела в объектив, словно понимая, что она сейчас смотрит на свою драгоценную дочь.
«Отец и сам когда-то был влюблен, ведь правда это? Я плод их с матерью любви. А стало быть он должен понять меня, если и меня полюбят. И если я…» Она утерла слезы рукавом платья. «Или если я полюблю».
Она глубоко вздохнула, постаралась собраться с мыслями, успокоиться и начать работу по дому. Половина из задуманного не вышла, мысли рвали ее, как стая ворон, выбившись из сил, она присела на кухне и обхватила голову руками, тут в дверь громко и часто начали стучать.
Испуганная Ребекка пошла к двери, даже не зная, что думать, и трясущимися руками открыла замок двери. К величайшему ее облегчению это оказались не демоны из Ада, не разъяренный отец и не пришедший мстить за обиду Алоис, а всего лишь мальчишка-разносчик местной газеты.
Отец любил вечером почитать газету за ужином, хотя Ребекка, кажется где-то слышала, что священнослужителям делать это возбраняется.
– Отцу Кристу – свежая газетка, а для вас улыбка, сестренка Ребекка!, – крикнул мальчик. Затем он звонко захихикал, обнажив черную пропасть между передними зубами.
– Спасибо, Арни, вот тебе пенни за старания.
– Тебе спасибо, сестрица. Чего я смотрю на тебя и мне грустно становится? Не обидел тебя кто? – ребёнок завел руки за спинку и пошаркал ногой.
– Нет, Арни, ступай.
– Матушка говорит, что врать плохо.
– Арни!
– Ладно, прости, я побежал, не вороти нос, Ребекка, я просто помочь хотел.
Арнольд развернулся и попрыгал по ступенькам, размахивая сумкой.
Эта весна пахла обманом. Цветы пахли обманом, поношенная куртка мальчика пахла обманом. Она обманула себя, своего отца и Алоиса. Теперь еще и Арнольд.
– Постой.
Мальчик обернулся с видом человека, который нашел то, что искал.
– Чем могу?
– Подожди минуту, я дам тебе записку. Доставь ее к дому Фрау Эргарт, знаешь, где это?
– Ато.
Она метнулась к себе в спальню, вырвала из тетради чистый лист и наскоро написала записку для Алоиса.
– Ты передашь ее Алоису Эргарту, который живет там.
С этими словами она вручила ему бумажный конвертик без подписи.
– Как скажешь!
Арнольд убежал.
В его руках трепетал на ветру смертный приговор. Преступлением является как деяние, так и бездействие. В тот день сама судьба стала преступницей. Бегущего, с конвертом из дома Отца Криста, мальчишку не поджидало по дороге ничего, что могло бы остановить Смерть, что была легче гусиного пера, легче чем вздох засыпающего ребенка, и которая мчалась к Алоису со скоростью бегущего счастливого мальчишки.
Его не заметил Отец Крист, возвращающийся домой после дневных забот. Он разговорился со своей соседкой, фрау Фицжеральд. Задиры из школы, Бенни и Бонифаций (их часто звали Парой Больших Неприятностей или Бен-Бон) не были осведомлены о планах судьбы, поэтому за одним из поворотов они сбили с ног малыша Арнольда и утащили за угол. Их тупые и грозные лица не принимали никаких аргументов.
– Давай, Арнольд, ты знаешь чего нам надо.
Бенни стукнул мыском ботинка в ключицу Арнольда, который попытался встать.
– Лежать, тюфяк, отдавай нам то, что по карманам распихал.
Читать дальше