…В одно декабрьское утро уходящего семьдесят первого года до н. э. за несколько дней до декабрьских сатурналий Цицерон, стоя у окна своего таблинума, наблюдал непривычно большую толпу клиентов, которые ожидали восьми часов утра, когда Цицерон обычно начинал принимать своих клиентов. По давно заведенному распорядку Цицерон вставал рано, в шесть утра, даже в выходные и праздничные дни. Первым делом он занимался гимнастикой и упражнениями для поддержания своей физической формы, плавал в бассейне. На завтрак, как правило, была всего лишь каша, да и то немного, едва ли не две ложки. Одним словом, все в этот день было как обычно, кроме одного: слишком много клиентов. Они практически заполонили собой всю палатинскую улицу, так что к соседним домам других патрициев даже не было возможности подойти. Подавляющая часть клиентов держалась отдельной группой и была одета в шерстяные палии и высокие сапоги. Весь их вид говорил о том, что, скорее всего, они прибыли из провинции. Приезжие, оживленно размахивая руками, что-то очень эмоционально обсуждали, на их лицах явственно прослеживалась злость и негодование. «Интересно, о чем это они так яростно спорят? И что заставило их прийти в столь ранее утро к моему дому?» – задумчиво размышлял Цицерон. Знал бы он, что это к нему пожаловала сама фортуна. Сенатор позвонил в колокольчик, и тотчас зашел Тирон.
– Тирон, как ты думаешь, кто эти люди? – обратился к слуге с вопросом его хозяин. Тирон приблизился к окну, посмотрел на собравшуюся толпу клиентов и уверенно произнес:
– Это люди из провинции. И, судя по их оживленной жестикуляции, они из Сицилии. Вы же прекрасно помните, хозяин, какой там эмоциональный и энергичный народ.
– Помню, помню. Мне иногда казалось, что они говорят не словами, а жестами. Ба…. Да я вижу знакомое лицо. Это же сам Гераклий из Сиракуз! Помнишь, он оказывал нам гостеприимство в своем красивом доме в Сиракузах. Я еще восхитился его чудесными скульптурами, картинами и коврами, выполненными искусными мастерами.
– Да, да, помню. Он был очень любезен и обходителен. Да что он, все его домашние нас тогда окружили заботой. Мы у него, помнится, прогостили целых два дня. А как кормили шикарно! Молоденький барашек просто таял во рту, – и Тирон сладко цокнул, вспоминая сочный вкус ароматнейшего и нежнейшего мяса.
– Кстати, я еще одного узнаю. В-о-о-о-н того худого с печальным лицом, по-моему, это Стений из Ферм. Он также оказывал нам гостеприимство в своем доме в Фермах, – добавил Тирон.
– Тирон, тогда что мы стоим и ждем? Пусть еще только полвосьмого, но для сегодняшнего дня давай сделаем исключение и начнем работать раньше. Иди, спустись и заведи всех сицилийцев в атриум. А я пока надену свою парадную тогу ради таких гостей и через пару минут спущусь.
– Прямо всех? Их там не менее пятнадцати человек. Атриум у нас, конечно, большой, но, может, часть все-таки оставить на улице? – с беспокойством спросил хозяина Тирон.
– Тирон, тебе бы понравилось, проделав столь длинный путь, остаться стоять на улице перед домом?
– Нет, конечно, хозяин. Простите, я не подумал об этом.
– Если не хватит стульев, пусть разместятся на полу, и подай им всем горячего вина, чтобы согрелись: на улице не лето, – заботливо добавил Цицерон.
Тирон ушел выполнять приказание, а Цицерон задумчиво посмотрел на свой золотой перстень, поцеловал его, как он всегда это любил делать, когда надеялся на расположения богов, и, позвав раба, быстро оделся в белоснежную тогу.
Когда Цицерон спустился со своего второго этажа в атриум, сицилийцы с нетерпением уже ожидали его, согретые небольшим количеством горячего вина.
– Приветствую вас, друзья, – и Цицерон радушно и приветливо с каждым поздоровался, особенно, по-дружески обнявшись, с Гераклием и Стением.
– Рассказывайте, что привело вас в мой дом? Радость или нужда в чем-либо? – спросил гостей Цицерон, уютно расположившись в своем кресле.
– Уважаемый Цицерон, – обратился от лица всех Гераклий, – наши сердца переполнены скорбью и горечью. Здесь собрались самые уважаемые люди сицилийских общин: Квинт Цецилий Дион, Луций Лигур, Луций Калена, Епикрит, Сопатр – все они достойнейшие жители наших городов и поселений.
Пока Гераклий перечислял всех присутствующих, Цицерон невольно начал догадываться, о чем пойдет речь.
– Наш друг и защитник, именно так мы хотим к тебе обращаться как к самому честному и бескорыстному квестору Сицилии. Мы помним то добро, которое ты нам сделал. Именно под твоим руководством Сицилия расцвела и заблагоухала (от этих комплиментов и теплых слов в свой адрес лицо Цицерона покрылось довольным ярким румянцем). Только ты нам один сможешь помочь. Ты один способен вернуть людям честные имена и спасти их от нищеты и позора, – молвил Гераклий.
Читать дальше