Александр Чернов - Одиссея капитана Балка. Дилогия (СИ)

ты мог носить все это в душе столько времени?.. Господи, как же я виновата…

- Дорогая, верь мне: все будет хорошо. Все уже будет не так. Я знаю, в чем ошибался

и кому напрасно доверял. Мы понимаем, в чем выход…

Прошу тебя: поверь, счастье мое, когда я впервые осознал весь этот ужас, я сам не

представлял, как этому противостоять, можно ли справиться с ним. И я просто не имел

права взвалить на тебя это все. Тем более, что твоя главная забота была связана с нашим

Алешенькой. Прости меня за это вынужденное молчание.

- Я верю тебе. Я верю в тебя! И я верю, - Господь нас не покинет. Ты все сможешь! И

я молю Господа, чтобы он укрепил твои душу, руку и сердце… Ты ведь не позволишь ИМ

совершить этого с нами?

- Сегодня я знаю, что нужно делать. И знаю на кого могу всецело положиться.

- Ники… Я клянусь тебе, что всем своим существом без остатка принадлежу тебе и

люблю тебя! Я люблю ТВОЮ страну! Она ныне и моя, всецело в моем сердце и в душе. И

если кто-то в Англии и постарался использовать меня в своих целях против России, то с

моей стороны это было лишь доверчивостью и непониманием, но никак не…

- Дорогая, не волнуйся на этот счет. Твое сердце и помыслы - чисты. Они выше

любых подозрений. Мне ли этого не знать…

- Михаил Лаврентьевич, Вы и Ваши друзья, вы ведь не отступитесь? Не бросите нас

всех перед этим… перед… - Александра просто не могла подобрать слов, чтобы хоть как-

то назвать подлинный кошмар всего того, что обычно описывается коротким, пугающим

русским словом «бунт», или вычурно-оптимистичным, европейским – «революция»…

Потрясений от событий этого вечера хватило Императрице с избытком: она слегла в

постель на три дня. По просьбе Николая, Банщиков и Ольга Александровна первые сутки

недомогания Государыни провели подле нее неотлучно. И это было время трудных

вопросов. И не простых ответов…

17

***

Парадный фасад Алексеевского дворца, выходящий на набережную Мойки, сиял

всеми окнами своих двух этажей, мансард и башенок. Их световые каскады гармонично

дополнялись праздничной иллюминацией в парке, а на колоннах парадных ворот кованой

ограды - предмета особой гордости архитектора Месмахера - по особому случаю зажгли

цветные фонари, подобные ютовым огням парусных линкоров петровской эпохи.

Причина светового шоу для светского Петербурга была вполне очевидна: владелец

роскошного объекта столичной недвижимости генерал-адмирал Великий князь Алексей

Александрович давал бал в честь победы русского флота в войне с Японией. ЕГО флота.

От главноуправления которым он был отставлен в критический момент боевых действий

на Дальнем Востоке. Отстранен почти на полгода! Несправедливо и беспричинно…

В своей обиде он был не одинок. Безвинной жертвой несчастного мгновения не раз

публично называла Алексея Александровича вдовствующая Императрица. Сочувствовали

ему, в подавляющем большинстве, и приглашенные сегодня гости. За исключением,

пожалуй, только самого творца сей вопиющей несправедливости – Императора Николая

Александровича, Великой княгини Ольги Александровны, свежеиспеченного морского

министра адмирала Дубасова с его карманной «морской фрондой», да нескольких персон

из ближайшего окружения Николая, не пригласить которых сегодня для генерал-адмирала

было бы просто моветоном. Тем паче, что и сам он страстно желал их непременного

присутствия! Восстановление справедливости требует пусть не формально-явного, но зато

публичного и понятного всем покаяния Дубасова и его лизоблюдов.

«Если Федор хочет остаться в министерском кресле, а все его протеже – при погонах

и должностях… на какое-то время, то за свои геройства по части «попинать раненого

льва», мне эта компашка сторицей заплатит. Как и за травлю Авелана, Старка и бедняги

Верховского. Будут каяться и сапоги целовать! А того щенка-лейтенанта, что орал в

Мариинке с галерки «это не прима, а эскадра! На ней камней на два броненосца!» я уж

непременно найду, как показательно отблагодарить. За каждую слезку моей маленькой

шалуньи. Молокосос паршивый! - Алексей Александрович в сердцах сплюнул, -

Распустили языки без меня флотские. Ну, погодите, выдам я вам, по первое число. И

ренегатам Нилову с Кузьмичем напомню кое-что. Qui cesse d‘être ami ne l‘a jamais été4…

И еще – молодой да ранний. Господин фаворит Банщиков. Этот фрукт должен раз и