Валерий Большаков: Новый путь

Настя вырядилась в макси — я купил ей в ЦУМе. Выглядела сестричка, как куколка, только стеснялась декольте, прикрываясь воздушным шарфиком…

Я толок пюре, не жалея масла, Настя колдовала над заваркой по всем канонам чайной церемонии, папа разделывал селедину, мама вдумчиво перемешивала «оливье»…

Почему-то именно в этот момент я поверил, что всё у меня выйдет на «хорошо» и «отлично». Пропали мои сверхспособности? Да и черт с ними! Переживу. Пусть даже в новом году КГБ и выйдет на мой след, но сцапать «Миху» и упрятать в сверхсекретный «ящик» чекистам вряд ли удастся — я себе такое «паблисити» наработаю, что придется Юрию Владимировичу договариваться с юным «селебом».

И СССР не загасят, не затопчут пятнадцать лет спустя! Не дам. Ведь получилось у меня семью на новую орбиту вывести! Я оглядел родных мне людей. Ныне я не ведал их будущего, но можно ведь дать волю мечтаниям, не отрываясь от коллектива и реала?

Папа накропает докторскую, станет солидным и важным… членом-корреспондентом. А пуркуа бы и нет? Будет ездить на всякие международные конгрессы и симпозиумы, да снисходительно похлопывать Билли Гейтса по плечу…

Мама завоюет славу прекрасного химика, прекрасного в обоих смыслах, и ее пригласят на работу в Берлин. Или в Будапешт, куда-нибудь в «Гедеон Рихтер». Выделят кандидату химических наук Л.В.Гариной дачу на озере Балатон, а мы с Настей не раз к ней наведаемся, чтобы скупнуться — и налопаться тамошнего паприкаша…

Сестричка… Хм. Это я сгоряча задумал ее по нашим с отцом стопам направить, в «айтишники». Настя — женщина до кончиков ногтей. Пусть уж лучше блистает на подиуме! Или на сцене. Что я, не договорюсь с режиссером? Опыт есть…

Да, немного наивно сравнивать родню и СССР, но ведь семья — ячейка общества, молекула государства…

Взбив толчонку в пух, я переложил произведение кулинарного искусства в большую тарелку, и отошел к окну. Ночь за стеклами скромно посвечивала фонарями, тепло сияла квадратиками отдельного жилья, зажигала шутихами.

«А ведь без меня Союз не спасти… — раскрутилась серпантином мысль. — Нет, члены Политбюро действительно… м-м… есть такое умное слово — индоктринированы идеями социализма. Они и вправду хотят счастья для всех, но не в силах осознать настоящие опасности. Не годятся рецепты старых побед в новой реальности! А „кремлевским мальчикам“ лишь бы танков наклепать побольше, негров облагодетельствовать, вволю поупражняться в марксистской схоластике… Они, как странники в ночи, бредут, шаря перед собой руками, не ведая, что впереди обрыв. И только я, я один знаю, куда мы все идем, и к чему можем прийти. До чего дойдем…»

— Всё, всё! Садимся! — громко скомандовала мама. — Проводим старый год. Петечка, наливай!

— А детям можно? — с лукавым наивом вопросила Настя.

— Ка-апельку! — лихо дозволила родительница.

— Молочка, — хохотнул папа, — от бешеной коровки!

«Токайское» пролилось в богемские бокалы, и они сошлись, брызгая высверками и переливами звона. Чем не рапсодия?

…Отговорил Брежнев. Хлопнуло, прошипело шампанское. Остыл набатный гул курантов. Нарисовалось кружево Шуховской башни.

Я склонился к Насте и зашептал ей на ухо:

— Пошли, погуляем! Папе с мамой хочется побыть наедине. Понимаешь?

Сестренка смущенно зарделась, и прощебетала:

— Мамочка, мы с Мишей сходим погулять!

— Куда? — мигом забеспокоилась мама. — Ночь на дворе!

— Новогодняя ночь! — с чувством сказал я, выразительно глядя на папу. — Там толпа народу, и елка! И вообще!

Отец заговорил с воодушевлением:

— Да пусть погуляют… э-э… с часок! Новый год, все-таки! А народ тут хороший, не обидят!

— Ну-у, ладно… — сдалась мама. — Только недолго!

— Мы на часок! — заверил я, влезая в свои «прощайки» и подавая шубку сестричке.

— Мерси! — церемонно присела Настя.

По коридору «общаги» гулял веселый шум. Народ бродил из комнаты в комнату, празднуя и поздравляя. От лифта приблизилась стайка девушек, по виду — третьекурсниц. Смеясь, они преградили нам с Настей дорогу. Высокая шатенка, над которой витал винный дух, грозно спросила меня:

— Шестнадцать есть?

— Есть, — вздохнул я. Старею, мол.

— Да ему давно уже семнадцать! — возмутилась сестричка.

— Да-а? — комически изумилась шатенка под хихиканье подруг, и решительно меня поцеловала, далеко не сразу отняв губки. — Да-а… — выдохнула она. — Ты где это так сосаться научился?

— В школе, — улыбнулся я, радуясь, что под шапкой не видно, как горят мои уши.