Андрей Булычев - Тайная война [СИ litres]

Кузька как-то застопорился, потом засуетился и, выкрикнув что-то нечленораздельное, прицелился из своего штуцера в указанную сержантом сторону.

– Травкин, дурья твоя башка, вот нельзя на старших при их подчинённых ругаться, но ты же ведь их сейчас всех вот на энтом самом поле только что угробил! – орал злой унтер. – Ты чаво засуетился-то? Ты чаво за свой штуцер, словно рядовой стрелок, схватился?! Ну вот скажи мне на милость-то, а?! Ну собьёшь ты одного всадника пулей, а все остальные твоих солдат саблями посекут, тебя самого на аркане утащат, а потом будут со спины медленно кожу пластами снимать, ещё и улыбаться при этом приветливо. Чаво делать-то нужно было, ну-у?!

– Надеть штыки на ружья и собрать всех людей в каре, господин сержант, – бормотал Кузька, хлопая глазами. – А потома отстреливаться да отбиваться, бросая гренады, и при всём энтом пятиться к оврагу.

– Опять неверно, Кузьма, – покачал головой ветеран. – Вот рано тебя ещё пока в капральство-то возвели, тебе бы ещё годков пять надо бы в рядовых тянуться. Оглянись, во-она овраг-то, в пяти десятках шагов всего от тебя. Всех переметнул через него, да и встретил ту конницу залпами с другой его стороны. Посчитай-ка сам, вы по времени их подлёта к этому буераку как раз таки ведь туды успеете перебежать. Они же через такую преграду ни за что ведь не рискнут намётом идти! Им же время нужно, чтобы тут замедлиться и аккуратненько его миновать. Вот тут-то вы их всех и выбьете скопом. Думать нужно, Кузя, всегда крепко башкой думать, а не тем пальцем, что у тебя на спусковом крючке лежит. У тебя уже вон свои люди в подчинении состоят, а ты-ы!

– Беречь их надо, – всё журил молодого командира старый солдат.

Лёшка в это время сидел возле Курта. Молодой оружейник три дня возился с их «веслом», «дурындой» или «винтовальной пищалью», как называли егеря эту длинную, тяжёлую и неудобную винтовку. Захваченная в своё время трофеем в Бендерах и доработанная потом дедом Курта, была она очень капризна, но при должном умении била за семь и даже за восемь сотен шагов. И теперь немец шлифовал своё уменье в этой точной стрельбе и подгонял её хитрый прицел под себя.

– Бах! – ружьё чуть скакнуло на сошках и мягко толкнуло Шмидта в плечо. Как Алексей ни вглядывался в свою подзорную трубу, он всё никак не мог найти на такой дальней мишени пробоину.

– Есть, вашбродь, есть дырка! – донёсся издалека слабый голос Лёньки. – На вершок вниз и на два вправо от яблочка она вошла!

– Гуд, я понять, – кивнул оружейник. – Пуля всё время вправо уходить. Десять пуля, десять раз дырка вправо. Чуть-чуть прицел поправлять надо. Тогда стрелять очень хорошо, а вот чистка это очень плохо, – и что-то ворча себе под нос уже на немецком, Курт начал долгую чистку капризного винтовочного замка.

– Ваше благородие, господин поручик, тут такое дело у нас, – мялся у входа Макарыч.

Алексей отложил свой самодельный блокнот с записями в сторону и встал из-за стола. За спинами его заместителя с понурым видом стояли двое.

– Что опять натворили? – Лёшка со строгим видом оглядывал Потапа с Ермолаем. Странно, эти двое, капрал и рядовой, будучи «ветеранами» команды, ни в чём предрассудительном никогда ранее замечены не были. Серьёзные, ответственные и добросовестные служаки. Оба хозяйственники и умельцы, каких ещё поискать надо!

– Давай, злыдни, говорите, чего теперь-то мнётесь? Раньше нужно было своей башкой думать! – злющий сержант подтолкнул к Егорову Потапа. Тот с самым несчастным видом вздохнул и вынул из оттопыривающего кармана мундира кожаный мешочек, перевязанный тесьмой.

– Тут это, вот оно что, вашбродь, я ведь не хотел ничего скрасть, само оно там лежало…

– Ничего не понимаю, что лежало, чего ты скрасть не хотел?! – Лёшка в раздражении принял увесистый мешочек из рук. Ого, какая тяжесть! И уже догадываясь, что он сейчас увидит, развязал узелок на тесёмке. В его ладонь со звоном выкатилось несколько больших золотых монет. Однако, такие ему доводилось видеть лишь однажды! Самый высокий номинал из находящихся в обращении турецких монет в 500 пиастров и, разумеется, самая тяжёлая. Весом она, пожалуй, грамм под тридцать пять, сорок каждая будет, а их тут в мешочке… – и Лёшка высыпал всё его содержимое на стол, – тридцать три штуки.

– Вы что, воины, казначея султанского зарезали? – Лёшка подошёл вплотную к капралу.

– Да нет, вашбродь, мы это, мы никого, они же там сами под мостом лежали россыпью, ну что, опять их, что ли, этой турке отдавать, – испуганно бормотал Потап. – А я Емели и говорю, давай собирай их быстрее, разиня, а не то вдруг эта турка на конях наскочит, и не сможем мы ничего тогда вынести. Стрелять его нам надо будет и убегать потом шибко, уже и не до золота нам совсем тогда будет!