Люси Пьерра-Пажо - Игры века [litres]

Натанаэлю пришлось плясать весь вечер. Он крутился как волчок, прыгал через костер, ел мясо и глотал мерзкое пойло. На следующее утро очнулся на тюфяке в маленькой комнате над мясной лавкой. Первым, что он почувствовал, были нестерпимая усталость и головная боль. Натанаэль плохо помнил, что случилось вчера. Казалось, большая часть событий навсегда растаяла в тумане. Кто-то был рядом с ним? Но кто? Натанаэль был твердо уверен в одном: не Кармина. Лясникамка потратила внушительную сумму, чтобы заполучить его, и при этом за весь вечер не сказала ему ни слова.

Наутро, войдя в комнату, она вручила ему ремень из грубой кожи, на котором висели три ножа.

– Этим ты будешь отделять мясо от костей, этим – рубить мясо на куски, а этим – чистить картошку, – объяснила Кармина.

Жмурясь от головной боли, Натанаэль протер глаза и присмотрелся к лезвиям. Первое было широким и твердым, второе – широким и гибким, третье – длинным и тонким. Ножи были не новыми – видно, что ими уже пользовались. На стали виднелись царапины, деревянные ручки изрядно потерлись.

– Какие-то старые, – разочарованно произнес Натанаэль, взвешивая на руке нож для рубки мяса.

– А кого ты тут хочешь впечатлить, лиротас? Заколотых свиней?

– Прости?

Кармина отвесила ему подзатыльник.

– Тебя тут никто не просит выпендриваться, луракдей! Мясу всё равно, каким ножом ты его разделаешь! Выучись ремеслу, приятель, и будешь сам выбирать ножи.

Выходя, Кармина хлопнула дверью. Натанаэль вздрогнул всем телом.

Вскоре он понял, что это было только начало. Кармина не знала жалости и требовала абсолютного подчинения. Натанаэлю вручили веник, губку и ведро воды. Он должен был с утра до ночи мыть полы и протирать столы в лавке.

– Убирай и наблюдай! – сказала ему Кармина. – Вопросы – только по делу. Не уверен – молчи.

Натанаэлю пришлось прикусить язык, чтобы не наговорить грубостей. Это в интернате он чувствовал себя как рыба в воде, а здесь он пока новенький.

Каждое утро он поднимался на рассвете, натягивал хлопковые коричневые брюки, белую рубашку и такой же белый длинный фартук. Одежду ему выдали в лавке. Затем шел в булочную за круассанами для всей братии. Там же покупал свежую газету. После готовил крепкий кофе и открывал ставни. Первым обычно приходил мэтр Нож.

– Лалютас, ягненок! – приветствовал он Натанаэля на языке лясникамов.

– Лонжурбем, латронпем! – выучился отвечать Натанаэль. Он подавал мэтру чашку цикория и утреннюю газету. Мясник погружался в чтение и с упоением комментировал новости. Он и не подозревал, что Натанаэль уже внимательно просмотрел все статьи. Мальчик должен был знать, что еще натворили Кровавые братья. Некоторые заголовки заставляли вздрагивать. Например: «В торговом доме был найден труп стражника. Гюстав Фиори требует усилить меры безопасности». Или: «В одном из районов первого округа у жителей наблюдается массовая амнезия». В основном же «Маленький лариспемец» писал о политике: «Во Франции скоро должны состояться выборы, управительница и Фиори отправились в Лион, и поездка проходит в напряженной атмосфере. Цены на пшеницу снова выросли».

Подтягивался вечно невыспавшийся Антонен. К Натанаэлю он относился по-дружески: всегда находил доброе слово.

Последней являлась Кармина. Сперва она самым тщательным образом проверяла работу ученика. И как бы усердно Натанаэль ни мыл полы накануне, всегда находила к чему придраться.

– Ягненок! А почему у тебя ведро валяется во дворе? Убери всё немедленно! А как ты завязал фартук! И ремень болтается.

Затяни, кому сказала! Я тебе сколько раз говорила, как правильно точить ложины! Заточи мне это сейчас же, или я испробую лезвие на твоей лкурше!

Натанаэль повиновался, мысленно проклиная день, когда указал в личном деле, что хочет стать мясником. Он орудовал веником и шваброй, выносил мусор и тер кафель, не забывая украдкой поглядывать на Кармину. Она была безупречна. Ее движения были точны, она действовала без малейших сомнений, не допускала ни единой ошибки. Ножи танцевали в ее испачканных кровью и мясом руках. В конце рабочего дня ее фартук был так же чист, как и в начале, а на суровом лице не было видно и следа усталости. Натанаэль хотел, чтобы она допустила хотя бы малейшую небрежность, уронила нож, например. Но нет, Кармина была безукоризненна. Глядя на нее, Натанаэль испытывал смесь восхищения и досады. Да, эта девчонка его испытывает, но он еще заслужит ее похвалу.