Евгений Красницкий - Позиционные игры [litres]

– Поверил… – Данила опустил голову, но тут же вновь вскинулся в сторону Валуя:

– За теткой Полонеей послать вели! Пусть и она с санями едет. Хоть простится…

– Да уже погнали за ней верхами в крепость. С ним их лекарь остался, – Валуй мотнул головой в сторону Мишки. – Сопливый, но вроде дело знает. А там как боги рассудят.

Он наконец задал главный вопрос, который давно крутился у него на языке:

– Что за дела тут происходят, боярин? О каком договоре речь? Почему твой сын Лисовина роднёй называет?

«Э, а Валуй-то давит… Не дело это. Ну-ка, Данила Мастер, не оплошай, покажи, кто в доме хозяин. Я тут тебе не помощник – сам, все сам… Только оправдываться не вздумай – тогда все, проигрыш. И плевать, что раньше не умел – ради сына ещё и не то сумеешь. Ага, вон как глазами в ответ зыркнул. Молодец, Данька, так его – ты тут боярин, а не хвост поросячий!»

Данила вскинул голову, встретил взгляд Валуя и отрезал, чеканя фразы:

– Кабы не они, не было бы у меня сына. Они его сберегли, вот он их родней и зовет.

– Не дело говоришь, Данила, – нахмурился Валуй. – Ты у кого помощи попросил? Сберечь твоего сына сил хватало. И без чужаков обошлись бы.

– Конечно, обошлись бы, – неожиданно покладисто согласился Данила и, отвернувшись от напряженного и готового спорить Валуя, окинул взглядом почти сгоревшую Слободу. – Мастеров ведь сберегли, – куда-то в пространство сообщил он.

Валуй как будто с разгону налетел на стену. Боярин меж тем снова смотрел на него в упор и продолжал, но уже не напористо, а словно рассуждая сам с собой:

– А силы, да, были… Селяне по домам забились, но их понять можно: в холопство никому неохота. Олаф, как отцовская опека исчезла, за славой кинулся. Десяток! Всего лишь десяток удалось отстоять, чтоб в остроге остались и на убой не пошли. Охранная сотня – вся! – Мирона глазами жрала и каждое слово ловила, Грым меня слушать не стал – у него от Журавля приказ, а иного он и знать не хотел…

Сила без воли и ума иной раз хуже ее отсутствия. Мирон из шкуры лез, чтобы нас с соседями столкнуть – ему те силы, что не под ним ходили, только мешали. Не ты ли перед Журавлем его поддержал, когда он на Ратное наговаривал? Хорошо, что весной Гунар с Медведем отговорили брата рубить сплеча, да когда он уехал, и они не удержали.

На Мирона теперь всё валить можно, но ему благодетели горло уже перерезали, а что наворочено, нам ещё разгребать и разгребать. А ты, Валуй, о том, что от сотни нурманов всего десяток остался, ярлу сам скажешь? Понятно, постесняешься…

Данилу сотрясла крупная дрожь, он сцепил зубы и прикрыл глаза, пережидая приступ. Валуй стоял, как побитый, и возражать боярину уже не пытался.

– Ты видал, как по приказу Мирона Грымовы псы рванули мастеровых резать? С кем бы я сейчас остался, если бы воры, что против запрета рыбу ловили, моего сына к чужакам не провели?! Да и то на всякий случай Мирону стукнули, дескать, там он, за болотом, в Ратном обретается. Кто у меня тут остался – Медведь? Так ведь и Медведевых баб и детишек Лисовины приютили, пока он тут пытался удержать, что мог, ты разве не знал? Моисей своих христиан тоже к ним повел, когда тут припекло. И голосит там, небось: спасите, люди добрые, честных христьян убивают!

– Моисей та ещё гнида, – сплюнул сквозь зубы Валуй.

– Разумеется. Он у нас сейчас главный тать, – криво усмехнулся бледный, почти белый Данила. Валуй отвел глаза. – Так скажи, Валуй, почему бы мне и… нашим детям не звать Лисовинов родней, если они, когда у нас тут все рушилось, не с войной пришли, а с помощью?

Наступила неприятная пауза. Внезапно Данила качнулся, с трудом удерживая равновесие, тяжело оперся о свою палку. Потом справился со своей слабостью и снова поднял глаза на Валуя. Вздохнул, отстранил подскочившего было к нему Медведя, примирительно махнул рукой.

– Извини, Валуй… Худо мне, вот и сорвался. Только ты да Медведь теперь остались из тех, кто с Журавлем начинал… Сам понимаешь… Что у нас здесь случилось, потом объясню.

Мишка сочувственно спросил у стремительно бледнеющего, будто его в побелку окунули, боярина:

– Так плохо?

Тот пытливо всмотрелся в Мишкино лицо:

– Плохо. Младший пытается обрести голос.

Мишка еле сдержался, чтоб не дернуться, вспомнив свои неожиданные приступы.

– Держись, боярин, не время сейчас ему волю давать.

Валуй с Медведем переглянулись и во все глаза уставились на этих двоих. Они уже привыкли к тому, что многое не понимают в своих боярах. Ни что за болезнь мучит младшего, ни почему так странно иногда вел себя старший, и уж тем более не понимали, кого боярин Данила называл своим младшим. Привыкли, запомнили и приняли это как данность. Но сейчас они внезапно осознали: отрок, что стоит перед Данилой и видит его впервые, все это прекрасно представляет и понимает. Значит, он один из них. Только сейчас до Валуя стало доходить, кому и для чего тот, за кем они шли всю свою жизнь, отдал свой меч.