Михаил Ланцов - Иван Московский. Первые шаги [СИ]

1468 год — 10 мая, Москва

После завершения сражения под Муромом все занялись своим делом. Кто-то собирал трофеи, кто-то копал братскую могилу, а кто-то и уговаривал княжича вернуться домой. Дескать, опасно слишком дальше ехать. Вон — целенаправленно охотятся.

Наш герой скандалить не стал. Внимательно выслушал доводы. Задал наводящие вопросы. И согласился, но только на своих условиях. Да и чего ломаться? В большом деле он в этом году скорее всего уже не поучаствует, а риск действительно стал очень велик.

Почему Ваня выдвинул условия? Для удержания инициативы. Пусть номинально, но он здесь главный. Впрочем, ничего невыполнимого он не требовал. Да и доводы его были разумны. Так что Беззубцев охотно согласился.

Сутки просидели в Муроме. Наблюдали. Холмский даже разъезд выслал — посмотреть за обстановкой в округе. А на вторые, поздней ночью, загрузились в струг, и отчалили. По темноте.

Выявить наблюдателей «невооруженным глазом» не удалось, а оптики не имелось. Вообще не имелось. Нигде в мире пока еще. Был ли этот самый наблюдатель или нет — не ясно. Но фиксировать факт наличия крупного струга у причала Мурома несложно и аккуратно выглядывая из прибрежной травы противоположного берега Оки. Вот Ваня и предложил уйти тихо, незаметно. По темноте уйти можно довольно далеко. Так что куда струг направился — к Нижнему Новгороду или к Москве сразу и не понять.

Был ли наблюдатель или нет выяснить не удалось. Но, так или иначе, до столицы удалось добраться спокойно. Да еще и ветер благоволил, облегчая прохождение прогонов.

Иван III свет Васильевич немало удивился, узнав об их столь скором возвращении.

— Навоевался? — Усмехнувшись, спросил он. Но вся радость с лица сошла мгновенно, как только Беззубцев начал рассказывать о том, что приключилось.

— Измена… — глухо произнес Великий князь. — Опять измена.

— Почему измена? — Спросил сын.

— Весть о том, что Казимир собирает войско оказалась лживой, — недовольно буркнул отец. — В Смоленске никто о сборе войска литовского ничего не слышал. А должны бы. Через них пойдут. Но никаких приготовлений, никаких указов, ничего…

Иван III помолчал, пожевал губы, обдумывая что-то. А потом начал расспрашивать о том, как в осаде сидели. И чем больше Беззубцев рассказывал, тем сильнее удивление в нем просыпалось.

— Вот я и мню, — завершил Константин Александрович, — если бы не выдумки сына твоего, нас бы там татары взяли приступом. Больно их много оказалось.

— От восьми до девяти сотен, — добавил Ваня. — Точнее сосчитать не удалось.

— И кто тебе про тюфяки подсказал?

— Никто. Сам догадался. И сильно удивился, узнав, что раньше так не делали. Что за диво? Целым большим ядром да по снующим степнякам. Скольких оно зацепит даже если попадет? Одного? Двух? Только пугать, разве что. А так — каждому достанется по своему кусочку ядра. Далеко так не выстрелишь, но накоротке — очень дельно вышло.

— Хм. — Задумчиво хмыкнул Великий князь. — А в мешки почто порох и каменный дроб ссыпать велел?

— Так ведь проще. Не в лихорадке да волнении боя отмерять совочком, а в спокойной обстановке, с чувством, с толком, с расстановкой. Да перепроверив все. Тюфяки-то совсем поганые. Я им в ствол заглянул и ужаснулся. Они на честном слове держаться. Чуть пересыпь пороху — и все, разорвет.

— Отколь знаешь? — Оживился отец, не оставлявший мыслей о наличии тайного наставника у сына.

— Просто почувствовал. Я потому во время выстрела сам к ним и не подходил. Только заряжанием руководил. А потом — деру. Слишком ненадежно они выглядели. Их бы как колола лить…

— Не дурней тебя были, — фыркнул Иван III. — Пробовали. Разрывает такие колокольные тюфяки. Сам обломки видел. Как только мастер и жив остался. Чудо. Не иначе.

— Слышал я, что бронза разная бывает, — не унывал Ваня. — И та, что на колокола — дюже хрупкая.

— От кого? — Сделал стойку отец.

— Так от митрополита нашего, от Филиппа. Он мне много чего про колокола рассказывал. И о том, что в той хрупкости нет беды, зато звон лучше и чище. И чтобы хрупкости той звонкой добиться, в медь пятую часть олова кладут. Ежели меньше, то плохой колокол будет, слишком вязкая бронза, хрупкости той звонкой ей недостает… — произнес и улыбнулся, наблюдая за тем как лица отца и дядьки меняются, медленно переваривая услышанное.

А несколько секунд позже, когда к ним пришло понимание, едва не началась буря. Оказалось, что люди, предоставленные митрополитом и пробовали отливать орудия.