Михаил Ланцов: Иван Васильевич. Профессия – царь!

© Ланцов М.А., 2018

© ООО «Издательство «Яуза», 2018

© ООО «Издательство «Эксмо», 2018

1537 год – 4 сентября, Москва

Он нехотя вошел в комнату, куда его вежливо затолкали, сняв с Ивановской колокольни. Не совсем его, конечно, а мальчика лет семи со странным именем Тит [1] Тит – прямое имя Ивана Васильевича Грозного, взятое из Святцев по дню рождения. , каким он являлся уже добрую неделю. Погиб и воскрес. В другом месте, в другом времени и в другом теле. Причем, судя по всему, старого хозяина отправили куда-то погулять. Разве что воспоминания да кое-какие двигательные и речевые навыки остались. А то бы было совсем тяжело.

– Мама [2] Елена Васильевна Глинская (1508–1538) – 2-я жена Василия III, Великая княгиня с 1526 по 1533 год. Регент при малолетнем Иване IV с 1534 по 1538 год. Была отравлена Шуйскими в апреле 1538 года. , – насмешливым тоном произнес дерзкий мальчик, – ты [3] Уважительное обращение на «Вы» в России появилось только в XVIII веке, до того и царям «тыкали». хотела меня видеть?

Рыжеволосая женщина в дорогой одежде вздрогнула и резко повернулась, явив ему грозный вид своего красивого лица.

– Почему ты убежал? – с раздражением процедила она.

– Потому что хотел посмотреть на город, – невозмутимо ответил Иван.

– Тебе не пристало лазить по колокольням! – с нажимом произнесла она.

– Почему?

– Потому что ты Великий князь!

– В самом деле? – криво усмехнулся малыш и, кивнув на людей, что фактически приволокли его с колокольни, продолжил: – А мне показалось, что холоп.

– Ты еще мал, – дрогнувшим голосом ответила мать.

Признаться, она не знала, что делать. Десять дней назад ее старший сын упал в Успенском соборе, потеряв сознание. И очнулся лишь на третьи сутки. Но уже совсем другим человеком. А главное – все это действо происходило на глазах митрополита Даниила [4] Митрополит Даниил был митрополитом Московским и всея Руси с 1522 по 1539 год. Ученик Иосифа Волоцкого. . Религиозный символизм для глубоко мистического мышления тех лет просматривался с ходу. И как со всем этим быть, она ровным счетом не понимала…

– Я хочу с тобой поговорить наедине, – произнес сын, выдергивая ее из задумчивого состояния.

Она кивнула. И люд, что имелся в этом помещении, спешно удалился, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Иван Васильевич едва заметно улыбнулся. Первый шок прошел, и теперь он откровенно радовался тому, как все замечательно сложилось. Он не только не умер – теперь его ждала новая жизнь! Да, в древности. Да, в сложной ситуации. Но могло сложиться все намного хуже. В общем, Иван Васильевич уже не рефлексировал, всецело утонув в этой новой реальности и жизни своего реликтового тезки…

– Ты изменился, – произнесла она, когда последний слуга покинул помещение.

– Это плохо?

– Не знаю… – покачала Елена головой. – Непривычно. И непонятно.

– Мне тоже. Неисповедимы замыслы Его, – произнес Иван и перекрестился.

– Истинно так, – неохотно кивнула Елена. – О чем ты хотел поговорить?

Вместо ответа Иван сделал несколько шагов и ногой пнул дверь, открывающуюся наружу. С той стороны донеслись удар, всхлип и быстро удаляющиеся шаги. После чего, помедлив несколько секунд, он обернулся и, смотря прямо матери в глаза, произнес:

– Ты знаешь, что тебя собираются отравить?

– Кто? – спросила, подавшись вперед, мать. Ее глаза сверкнули льдинками, а все лицо напряглось. Видимо, она подозревала что-то подобное.

– А кому это выгодно? Князя Старицкого недавно голодом заморили. Князя Дмитровского еще ранее той же дорогой отправили к Всевышнему. Так что сейчас между Шуйскими [5] В случае пресечения московской династии Рюриковичей Шуйские имели право занять престол Великого княжества Московского, а потом и царства. и престолом стоим только мы с братом да сын Старицкого. Умрешь ты – нас всех передушат как кутят.

Елена Васильевна Глинская внимательно посмотрела сыну в глаза. Спокойный, уверенный взгляд. В чем-то даже дерзкий. Так дети не смотрят. Да и размышления правильные, но совершенно не характерные для его лет. Это был первый их разговор после того происшествия в церкви. До того он все больше отмалчивался или отвечал односложно, был замкнут и даже как-то нелюдим. Теперь оттаял. Да так, что мать оказалась в ступоре, не понимая, как на все это реагировать.

– Ничего больше сказать не хочешь? – наконец выдавила из себя Елена Васильевна после затянувшейся паузы.