Аплодировал Серый вполне искренне, а Димон с Иблисовым одобрительно кивали головами. Следующим выступал здоровенный мужик, которого представили как гостя из ярославского ЛИТО «Ревнители русской словесности». Он назвался псевдонимом «Пересвет» и прочел длинную поэму «О вечном». Написана она была классической онегинской строфой, но и в оригинальности ей было не отказать — ударения были перепутаны самым новаторским способом.
«…Мы, русские, хоть не евреи,
Считать наУчились до ста,
Ищите как можнО быстрее
Во имя и честИ Христа
Земному Отдай вероятье,
Когда вы нУждаетесь — нате!
Я сам торОплюся пишу,
Очки обрОнив на межу.
За день напИсал строф не мало,
Ещё не Ушел от стола,
Как вроде пОэма была
Запомнилась песнЁй бывалой.
Писал я стрОфу за строфой,
И сам удИвляясь собой…»
Поначалу Димон внимательно слушал Пересвета, искренне пытаясь вникать в содержание, но минут через десять понял, что плавно сходит с ума. Пытался затыкать уши, но строки поэмы, как муравьи, проникали в мозг и производили внутри головы малоприятные манипуляции. Не выдержав, Димон извинился и выскочил в коридор, где с облегчением подставил уши под рев баяна из соседнего помещения. С опаской заглянув через некоторое время в зал ЛИТО, он убедился, что ярославский гость закончил выступление и его место заняла девушка с выбеленным лицом и черными губами. Образ дополняла крупная слеза, нарисованная на щеке. Маленький кассетный магнитофон наполнял зал звуками «Реквиема» Моцарта, а поэтесса, раскачиваясь в такт, вещала голосом Левитана:
«…В глазах тоска,
На сердце камень.
Дурные мысли в голове.
Зачем живет на свете парень,
Что уподобился траве?
Один ли он устал от жизни?
Один ли хочет умереть?
Кого еще тревожат мысли,
Всю жизнь с начала просмотреть?
Но кто понять его способен,
Того давно на свете нет.
Ушли отсюда добровольно,
В загробный мир купив билет.
— «Кому нужны мои страданья?»
Задал вопрос, хлебнув вина.
Он не нашел здесь пониманья
И молча вышел из окна…»
«Lacrimo-o-o-sa…» — взвыл хор в магнитофоне, и у Серого с Димоном синхронно появилось сильное желание напиться. Словно прочитав их мысли, Аполлионыч порылся в сумке «Олимпиада-80» и в его руке оказалась знакомая серебряная пудреница. Зацепив содержимое маленькой пластмассовой ложечкой, он поднес ее по очереди к ноздрям заскучавших друзей…
Наконец, чтения были закончены. Человек в красном плаще, сидевший слева, объявил, что в повестке дня остался прием новых членов ЛИТО. После этого все присутсвовавшие встали, сдвинули скамейки к стенам и выстроились в две шеренги, образовав проход через зал. Пожилой мужчина со слуховым аппаратом, к которому все обращались «Мастер», подошел к краю сцены, а его подручные составили свечи в майонезных банках треугольником у его ног. Воздев руки, Мастер обратился к аудитории:
— Какова первая обязанность члена ЛИТО?
— ЛИТО и лицо должны быть покрыты! — прозвучал хор голосов в ответ.
При этом все, кроме ничего находящихся в прострации Серого и Димона, достали из карманов черные полумаски и надели их. Повернувшись к Иблисову, Серый увидел, что и он сверкает на него глазами сквозь полоску ченой ткани с прорезями из под мохерового берета.
— Где место старшего подмастерья? — вопросил Мастер.
— На Юге, — прозвучал ответ, и один из обладателей красного плаща вышел из-за стола, спустился в зал и встал в начале прохода, у сцены.
— Где место младшего подмастерья? — прозвучал новый вопрос.
— На Севере.
Второй человек в плаще прошел по проходу и встал в дверях.
— ЛИТО покрыто и открыто для Входящих! — донеслось со сцены. — Кто Поручитель?
При этих словах Иблисов поднял обе руки и отозвался:
— Я, Мастер.
— Где Входящие?
— Здесь, Мастер.
Философ вытолкнул блаженно улыбавшихся Серого и Димона на середину прохода.
— Покройте Входящих! — прозвучал приказ.
На глазах студентов тут же оказались плотные черные повязки. «Кто тут нас покрывать собрался? — сквозь дурман запаниковал Димон. — Не дам!» Крепко взяв ничего не соображающих друзей за локти, кто-то решительно повел их к Мастеру.
— Взойдите!
Тут произошла небольшая заминка. Потерявший ориентацию Димон, пытаясь забраться на сцену, упал навзничь, подмяв под себя худосочного Тадеуша. Поэт взвыл, потирая ушибленное колено и обозвал Димона «падлой». Торжественность момента была немного нарушена, но оказавшийся рядом Пересвет, взяв Димона за брючный ремень, поднял его и поставил перед мерцающими майонезными банками.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу