Сергей Петросян - Холодный город

— Где это мы, Димон?

— Где, где… В двадцать седьмом!

Двадцать седьмое отделение милиции в переулке Крылова было хорошо известно в среде обитателей «казани» и «микроклимата». Здесь можно было оказаться за серьгу в мужском ухе, «пацифик» на холщовой сумке или значок «Make love not war!» на грязной кофте. На рабочих окраинах этих проблем не возникало — суровые парни в искусственных шубах сами «регулировали популяцию» и выделяться там из серо-черной толпы было небезопасно. Но Невский был зоной полусвободы, здесь были рестораны и яркие витрины, бесконтрольно бродили иностранцы и всякие непонятные личности с богемным прищуром. Рабочий паренек из Купчино тут чувствовал себя неуютно, как пресноводный карась, случайно угодивший в пеструю круговерть кораллового рифа — хотелось побыстрее вернуться в привычный и уютный мир бетонных коробок и пивных ларьков. Так что в центре Ленинграда борьбой с неформальными проявлениями на Невском приходилось заниматься не общественности, а милиции. Тучный силуэт майора Полищука из переулка Крылова был хорошо известен обитателям Невского. Его угощали дорогими сигаретами фарцовщики и как огня боялись «хиппи волосатые» и панки.

Серый и Димон представляли собой своеобразный «эстуарий» — имели приятелей и среди волосатой «системы», и среди фарцовщиков, но интересов их не разделяли и в круговороте центровой жизни занимали, скорее, созерцательную позицию. И гостями в «обезьяннике» двадцать седьмого были впервые.

— А Аполлионыч где? — оглядевшись, спросил Серый.

— Не знаю. Когда винтили нас, его рядом не было.

— А где же нас винтили-то? В музее?

— Нет, на «галёре».

— Как же мы там оказались?

— Не знаю… Помню только — утро раннее, стоим мы на галерее Гостиного двора, держимся друг за друга. Полищук что-то орет, а у меня из носа долларовая бумажка торчит. Вот за нее и взяли… Мама родная, как в туалет хочется!

Димон встал и подошел к перегородке из мутного оргстекла.

— Товарищ сержант, пустите в туалет, — жалобно попросил он кого-то по ту сторону несвободы.

Серый вдруг почувствовал, что и его мочевой пузырь тоже забил тревогу, неуверенно встал на ноги и подошел к Димону. За исцарапанным стеклом можно было разглядеть длинное помещение. Окно, забранное решеткой и деревянная перегородка, за которой пил чай молоденький милиционер в зимней шапке. Серый постучал кулаком, пытаясь привлечь внимание.

— Я в туалет хочу!

Сержант поднял голову.

— Терпите, голуби. Тренируйте волю. Видите, что тут написано? — он показал чайной чашкой на транспарант, висевший над его головой.

«Воля освобождает: таково истинное учение о воле и свободе — ему учит нас Заратустра! Ф. Ницше» — прочитал Серый на кумачовом полотнище.

Тренировать волю пришлось минут сорок, но Димону и Серому казалось, что прошло несколько часов. Страдания усугублял холод — батарей в обезьяннике не было. Под конец они сидели, плотно сжав колени и зажмурив глаза. Когда стало понятно, что неизбежное вот-вот произойдет, загремели ключи в замке и раздался, как им показалось, ангельский голос:

— На выход!

Отталкивая друг друга, бросились в открывшиеся врата ада.

— Где туалет?! — заорали они хором.

Сержант, усмехаясь, показал на дверь в узком коридорчике.

Когда кошмар миновал, а сладостная истома разлилась по измученным телам, они стояли, улыбаясь и пытаясь понять, что им сердито говорит милиционер, сидящий за столом. Перед ним на бланке протокола лежали их студенческие билеты, скрученная долларовая купюра и подтаявшая конфета «Кара-Кум».

— Вы, оказывается, — молодые дарования, — доносилось до их расслабленного сознания. — Будущее нашей поэзии. Вот — ходатайство принесли, характеристики положительные.

— Кто же это за нас вступился? — удивленно спросил Серый.

Сержант всмотрелся в напечатанный на машинке текст.

— ЛИТО «Красный шут» при ДК имени Цюрупы. Картинка вот с черепом…

— А кто принес?

— Да, из ваших — из поэтов. В красном плаще с капюшоном. Короче, забирайте ваши вещи, — сержант подвинул к ним содержимое их карманов, — и больше не попадайтесь. Валюту надо бы изъять, но она у вас соплями перемазана и не расклеивается. Первый раз вижу, чтобы доллары от милиции в носу прятали.

— Первый раз оступились, — заверил милиционера Димон. — Видите, какие мы неопытные и наивные. Случившееся послужит нам уроком.

— Ладно — протокол подпишите и идите домой, — сержант вынул из ножен кинжал и протянул его Серому.