Александр Позин - Мы в дальней разлуке

Могли ли помочь книги, Конюшкин не знал. Литература в школе считалась делом десятым. Вместо чтения книг все читали краткое изложение содержания произведений, вставляя в сочинения чужие мысли критиков, выдавая их за свои. Наиболее ленивые просто выуживали из интернета готовые работы, наиболее умные, использовав их в качестве «болванки», насыщали цитатами и отрывками из других подобных опусов. Мастерство в данном случае сводилось к умению грамотной компиляции отрывков, дабы не бросалась в глаза разная стилистика кусков, и аккуратной замазке швов между кусками. Но беда была в том, вся русская словесность прошла мимо Павла. Едва он встал с горшка, родители принялись неистово пичкать исключительно немецким. Дома с ним разговаривали исключительно по-немецки, впрочем, и на людях тоже, когда не желали, чтобы их беседа достигла чужих ушей. Мальчик рос в мире немецких сказок и германского эпоса. В отрочестве мама совала ему Фейхвангера и братьев Манн, а отец подбрасывал Ремарка и Клаузевица, оба заставляли учить Гёте и Гейне, причём всё это добро — исключительно в подлинниках. Тем не мене кое-что их отечественного художественного продукта достигло сознания Павла. В прочитанной, когда-то в детстве, книге Катаева «Белеет парус одинокий» речь шла о сущих детях, а в полюбившихся «Двух капитанах» героями были уже советские подростки, у которых даже мозги работали иначе, чем у дореволюционной молодёжи. Что ещё? В «Старой крепости» и повестях Рыбакова, несмотря на захватывающий сюжет, отражён сложный духовный мир подростков. Но эти произведения, во-первых про детей не Наташиного круга, а во-вторых их мировоззрение формировалось уже под влиянием свершившейся революции. Вспомнил про дневники великих княжон — дочерей горемыки Николая, которые он мельком пролистал, когда писал курсовую в универе. Здесь уже горячее. Собственно сами дневники его интересовали мало и пролистал он их по касательной. Павлу нужен был материал из комментариев к дневникам, вот там-то он обнаружил немало интересного. Великие княжны были умненькими, добрыми и отзывчивыми девушками. Никакой чванливости. Им просто не повезло! Родись они в другой семье — наверняка бы украсили пантеон героев революции. Особенно старшая, Ольга — бунтарка и гордячка, осмеливавшаяся перечить властной матери. Тоже ведь, чертовка, как и Наталочка отказалась выходить замуж за иностранца и покидать Россию. Жаль! Была бы жива! Из неё вполне могла бы получиться вторая Вера Засулич — того же склада, того же замеса! Не чета папаше-соплежую.

И он представил Наталочку во время революции и гражданской войны. Ей бы было уже девятнадцать лет и больше. Это такие как она воевали на всех фронтах за красных и за белых, это они прогнали интервентов из России, это они, совсем молодые люди, потом строили новую страну. Это про них — «Комсомольцы-добровольцы», «Дан приказ ему на запад», «Каховка», «Мы молодая гвардия». Как раз песни Паша помнил прекрасно: их с дедом они любили распевать, лёжа на диване и закинув ногу на ногу. А вспомнив эти песни, Павел окончательно понял — девушка, которая сидит радом с ним в автомобиле, ОТТУДА, из того поколения, из того времени. Она мыслит и ведёт себя так, как вели себя люди из этих песен и любимых книг детства. Сравнил бунтарство Наталки против планов родителей с поступком Великой княгини Ольги, которая, вопреки желанию папеньки с маменькой, демонстративно отказалась носить траур по убитому Распутину. Вспомнил Валентину из стихотворения Багрицкого, отказавшуюся целовать перед смертью крестик. «Нас водила молодость в сабельный поход, нас бросала молодость на кронштадский лёд!» — так как-то. А эта? Попала не просто в другое время — в другой век! И не раскисла, не упала духом, борется. Боец! Одна кость, одна стать! Спартанка!

Наташа ехала, молча уставившись в лобовое стекло автомобиля. Мимо проносились дома, люди, светофоры, эстакады, сигналили проезжающие автомобили, пестрели разноцветные пятна рекламы, но девушка не обращала на это никакого внимания, углубившись в свои мысли.

На исходе были первые сутки пребывания в новом для неё мире. Что принесли эти сутки? Разочарование или восхищение? Что будет дальше? Как долго продлиться её путешествие в будущее? Мысли то и дело возвращались к Николке. Что он? Догадается ли? А вдруг не сможет? Спокойно, спокойно!

Что она знает о времени? А о Мече? По идее, открыв вход, Николка должен шагнуть в то же время и место, куда попала и она. Это по идее, но ведь девушка уже выяснила, что перемещение Меч осуществляет нелинейно, а подчиняясь, то ли мыслям путешественника, то ли своей непонятной логике. Перемещения не произошло, Николай не появился! А вдруг он появился там спустя некоторое время, когда её уже увезли? Наталка представила появляющегося из Алмаза Николку, ошарашенные рожи этих сумасшедших жильцов, обнаруживших в своей постели голого мужика, и поневоле улыбнулась. Кто кому теперь сцены устраивать будет? Нет! Не пойдёт! Они бы вызвали полицию. А полиция? Вероятно, Николка так же оказался в том же полицейском стане, что и она. А если его нет, то это означает тот факт, что Николка не переместился. Хотя, парень вряд ли как овечка стал ожидать полицию, уж Наталка хорошо знала любимого. Он, скорее всего, двинул бы хорошенько того типа в переднике, да и был таков! А вот и нет! Пожалуй, устроил бы допрос с пристрастием. Но полиция об этом бы узнала и то, что Наташу ничего не спрашивали о втором взломщике, свидетельствовало, что Николка в двадцать первый век не попал.