Сергей Катуков - Ангелёны и другие. Сборник рассказов

Залетев за черепичную крышу, они притаились. Вдалеке возникло несколько летунов. Консерваторы неспешно осматривали квартал.

— Когда они приблизятся, я дам команду. Стреляем и сразу смываемся… Товсь… пли!

Выпустив залп разноцветных огней, разлившихся в воздухе пористыми кляксами, они моментально исчезли в трущобах квартала, предназначенного под снос. За ним расстилался многокилометровый заповедник-джунгли, населённый доисторическими деревьями-великанами, окутанный фиалковой дымкой и прореженный где-то в своей середине звонкими ледяными ручьями. Здесь из воздуха выплывала музыка, прозрачные феи ткали паутинный узор, натянутый между деревьями, вылавливая сумеречные капли света.

— А почему Консерваторы — конкуренты для нас? — удивлялся Адам. Они уже добрались до порта. Причалив, здесь стояли пассажирские океанские платформы — круглые поля, размером с целый луг, нависающие над водой.

— Это такая игра. Мы стреляем в них, они — в нас. И всем весело. Как тебе тут?

— Невероятно… — почти прошептал Адам. — Как во сне. Даже лучше. В сто тысяч раз. Как в раю.

— Это потому что мы здесь — боги, — усмехнулся Гамлет, крутанул ладонью вокруг оси и достал из воздуха мороженое. Следом за ним Томас хлопнул в ладоши и развёл руки. Между ними, как между литаврами, стал вытягиваться многоярусный торт. По его серпантину, неспешно, подпрыгивая на кочках, ехали крошечные автомобили.

Адам засмеялся, сделал ладони трубочкой и подул в неё. Через пять минут над ними колыхалась целая туча сладкой, розовой воздушной ваты. Адам никогда в жизни не смог бы съесть столько сладкой ваты, поэтому он отпустил тучу. Её сразу же подхватил ветер, словно проходил мимо и унёс в залив.

— А они знают про это? Что мы — боги?

— Кто?

— Те, кто здесь живёт.

— Местные? Давно. Не обращают внимания. Мы с ними не пересекаемся. Они сами по себе.

Адам проснулся. Раскрыл окно. В саду, шлёпая каплями, шелестел дождь. Было ещё тепло. Но всё равно чувствовалась осенняя сырость. Уныло в небе висела луна, и тучи, истончаясь, словно дым, пробегали по её сфере. И в душе таким же большим и тяжёлым висели одиночество и тоска.

«А там сейчас, наверно, день. И солнце из лазури. И музыку можно позвать из воздуха. И всё, что захочешь сделать…». Мальчик подумал про отца и о том, сделал ли Адам что-нибудь плохое. И показалось, что да, сделал. Большое и тяжёлое, обволакиваемое сомнениями, тяготило его душу чувство вины. Но ведь если бы он что-нибудь обещал…

Адам стоял очень тихо, стараясь не двигаться, не хрустеть кирпичной крошкой. Еле дыша, снял «коньки» и, материализовав вокруг них рюкзачок, вынул из дымчатого материала руки. Прорехи в ткани сразу исчезли. Забросил рюкзак с «коньками» за спину. Теперь он выглядит как все местные. В углах в виде одуванчиковых шаров скапливался туман, под ногами, там где доски старого дома беззубо обнажали фундамент, вода шла радужными кругами. Невероятный эффект. У дальней стены художник увлечённо водил баллончиком, распыляя краску. Лицо закрывала маска и очки. Комбинезон пёстро испещрён мазками. Остановился, отошёл. Получалась жёлто-синяя летающая черепаха. Во всю стену. Адам не удержался и захлопал. Художник оглянулся, не спеша снял маску. Заулыбался.

— Хорошо получается, — сказал Адам, подходя и прыгая через дыры в полу. — А что это?

— Черепаха. Не похоже?

— Не знаю. У нас таких не бывает.

— Разве? А в парке?

Адам пожал плечами.

— А это вы всё вокруг разрисовали?

— Да. Дома всё равно снесут. Никто в них не живёт.

— Жалко. Столько рисовали. А всё равно снесут.

Художник взболтал баллончик.

— Это судьба всех картин.

— Почему?

— Любое произведение искусства подобно такой вот стене, на которую нанесён рисунок. Беречь его и переносить с места на место трудно и неудобно. А что такое музеи, как не такие же брошенные дома. И время, как бульдозер, когда-нибудь снесёт их под что-нибудь новое.

— Странно. А почему вы рисуете здесь? А не у себя дома. Вы уличный художник?

Тот засмеялся.

— На большом полотне удобнее располагать множество деталей. И к тому же сразу видна общая композиция. Дома холсты таких размеров не разместишь.

— Значит, это черновики?

— Да. Некоторые — да. Но больше всё равно нарисовано по-настоящему.

Художник сменил баллончик, подрисовал ещё — получалось, что вместо ласт у черепахи крылья. И она стремится в солнечный зенит.

— Меня зовут Ивик, — сказал художник, когда они выходили из дома.