Василий Белозёров - Жизнь - игра

— Давай, чтобы быстрее, во все дыры сразу, а то замёрзнем тут каждого пережидаючи. Смертельный страх пробудил лингвистические способности и моя учительница французского отлично поняла сказанное. Чётко представляя своё будущее, задёргалась в бессильном исступлении. Кто-то из коллег козлобородого торопыги — рационализатора, подметил, что лично ему, вообще бы тут нечего делать:

— Ты и так всех овец драл в каждой деревне, что останавливались.

— Чего доброго, ещё крыша поедет у бедной иностранки от такого запугивания, — забеспокоился, поднимая колья и выходя за спину разбойничкам. Медленно двигаясь, пошатывался из стороны в сторону, чтобы привязанная девушка заметила. Наконец добился, что взгляд распятой упёрся в меня и удивлённо поднялись брови, от радостного узнавания. Две не чёсанных головы повернулись вслед взгляду пленницы и тут же упали, не выдержав веса берёзового кола вонзившегося в глазницу каждой. Хорошо, что вновь поднявшийся хохот над овцелюбом — аниматором, скрыл тихий звук лопнувших глазных яблок и мягкий шелест тел падающих на сухую траву. Хуже, что одни из обернувшихся, а затем упавший, находился почти около обнажённой гризетки. (ГРИЗЕТКА — франц. grisette, от gris, серый. Во Франции, молодая девушка, живущая трудами своих рук) Падение мужика с колом в глазу, видели несколько его соратников. Сразу понял, кто конкретно опасен. Один за другим метнул сразу три кола, точно нашедших свою цель. Представляю ощущение девушки, видящей, как из голой груди стоящих перед ней мужчин появляются острые, ярко красные концы деревянных кольев. Оставшиеся, семь перевозбуждённых самцов, бросились на меня, мешая друг другу. Кроме метательных колышков, захватил с мангала шпагу, предварительно сняв готовые куски мяса и лука в приготовленную заранее деревянную чашу с крышкой. Ткнув шпагой одному, самому быстрому, прямо в сердце, хлестнул по переносице другому. Разозлённые до мути в глазах, бандиты стали грамотно окружать меня.

— Пятеро здоровенных, голых козлов против одного ребёнка с зубочисткой, — угрожающе начал, и весело закончил, — придётся и мне раздеться, а то ведь совсем соссыте. Порвав верхнюю рубаху, а затем штаны, оказался в том же виде что и они, собственно, как все, на этой поляне. Постоянно прослушивая ощущения Клим, почувствовал как она обомлела, решив, что я сошёл с ума от страха. Ну не прикол ли, — я боюсь за её разум, она переживает за мой… Взрослые душегубцы, вдруг ощутили дикий ужас, внушённый им моими контрастными словами, а ещё более действиями. Вдруг они прочувствовали, что полутораметровый ребёнок, прямо сейчас, на их глазах, уничтожил семь человек за несколько секунд. Разглядев сатанинский контраст, между лицом ребёнка и торсом Геракла, один — кажется зоофил, потерял сознание, двое других очень жидко и громко обделались, не сходя с места. Только двое оставшихся, запрыгали на ватных от испуга, волосатых ногах, изображая вялую попытку к бегству. Ударом шпаги, подрезал их подколенные сухожилия и развернулся от упавших к единственно стоящим на ногах «обосрамившимся хероям». Сложив руки на груди и держа на них свободно лежащую шпагу, предложил, подать мне верёвки занятые сейчас дамой. Всё ещё находящимся в ступоре, ничего не соображающим, бывшим крестьянам, повторил приказ отвязать девку и связать всех, оставшихся в живых, подельников. Таковых нашлось шесть, ровно половина из бывшей банды. Только проверив крепость спутанных рук и ног, забив всем кляп из обрывков одежды Клеменс, подбежал к упавшей без сил голой мадемуазель. Она даже не прикрывалась, безмолвно плача и глядя на меня. Подняв на руки, отнёс на попоны, уже расстеленные для сидения на холодной земле, возле костра.

Мы оставались совершенно голыми, когда я стал протирать её тело тряпкой смоченной в горячей воде. Благо обрезков тканей я набрал много, для снятия масла с кистей и палитры. Вытерев сначала глаза, губы и шею, подал на вилке кусок шашлыка, недавно снятый со шпаги и ещё не успевший остыть, даже горячий. Она непонимающе — вопросительно взглянула, на что я ответил по французски:

— Остывает же, жалко если пропадёт. Когда неожиданно, нарочито потешно, подмигнул, прерывая затянувшееся недоуменное молчание, Клеменс просто прорвало от смеха. Пока она смеялась, глядя на меня и вытирая слёзы, я устало и обиженно забросил весь большой шмат мяса себе в рот. Кусок оказался явно великоват для пережёвывания.. Тут её вообще скрутило от смеха. Повернувшись на бок, стуча рукой про холодной земле не могла выговорить и слова. Наконец, чуть успокоившись, произнесла: